дряблым лицом обиженной жабы. За его спиной стояло еще несколько фигур – все сплошь местная элита. Люди, располагающие бесспорной, реальной властью.
– Здравствуйте, – сказал ошарашенный Хромой.
– Двадцать четыре ноль сорок?
– Да.
– Так-так, – задумчиво сказал пресвитер Компаунда, ибо это был именно он – бог, судья и хозяин в одном лице. Хромой лицезрел его впервые в жизни. – Что же ты нас обманываешь, Двадцать четыре ноль сорок?
– Не понимаю, о чем вы? – ответил Хромой, а про себя подумал: кто мог выдать? Неужели Доктор? Вряд ли. Тогда кто же?
– Не понимаешь? – переспросил пресвитер. – Тогда придется разъяснить. – Он сделал знак рукой, и кто-то из стоящих за его спиной положил на стол кислородный баллон. – Позовите сюда этого… как его… – пресвитер поморщился.
Дверь позади Хромого открылась, и староста, пройдя мимо него, остановился в трех шагах от стола.
– Ну, – поторопил его пресвитер. – Я слушаю.
– Двадцать четыре ноль сорок в моей секции пятый год. Сначала, вроде, все было ничего, но потом его поведение показалось мне подозрительным.
– Чем же?
– Ну, во-первых, он ни с кем особенно не сближался. Все больше молчал и ничего не рассказывал. И каждый день по часу, а то и по два тренировался; приседал, отжимался от пола и все такое.
– Что же в этом странного?
– Не знаю. Странно и все. Так никто не делает.
– Дальше.
– После того, как он сказал на днях, что здесь хуже, чем в тюрьме, я с него глаз не спускал. Позавчера он вышел на работу и отсутствовал почти сутки. А вчера ушел куда-то после ужина. Воспользовавшись этим, я обыскал его вещи и нашел вот это, – староста указал на баллон.
– Понятно. А ты что скажешь? – вопрос относился уже к Хромому.
– Что я скажу? Такие баллоны есть у многих. На кислород можно и сигареты выменять, и воду, и многое другое.
– Да, правду говорить ты не хочешь, – сказал пресвитер. – Эй! – не оборачиваясь, он щелкнул пальцами.
Человек с бычьей шеей и голым черепом – комендант, номинально третье, а фактически второе лицо в Компаунде, склонился к плечу пресвитера.
– Выяснить, когда он выходил наружу, сколько времени пробыл там и с кем встречался после этого. Обыскать весь Компаунд сверху донизу. По записям поста внешнего контроля определить весь его маршрут. Выполняйте!
– Будет сделано, – сказал комендант и рысцой побежал к двери.
– Ты, кажется, был когда-то астронавтом? – спросил пресвитер у Хромого.
– Да.
– Вон лежит кислородный баллон. Ты ведь не отрицаешь, что он твой?
– Нет, – поколебавшись с секунду, ответил Хромой.
– Хорошо. Ты уже начинаешь говорить правду. На каждом баллоне имеется маркировка. Два числа через тире. В нашем случае это 661 и 1203. Ты не знаешь, что они могут означать?
Ну, еще бы не знать Хромому, что означают эти числа.
– Нет, – сказал Хромой, чувствуя себя, как попавшая в сети рыба.
– А зря. Числа эти не сулят тебе ничего хорошего. Первая группа цифр – инвентарный номер баллона. На любом космическом корабле их сотни. Но вот вопрос, как узнать, какому космическому кораблю он принадлежал ранее? Ты не знаешь?
– Нет.
– А ведь нет ничего проще. Я беру четвертый том приложения к штурманскому справочнику и безо всякого труда выясняю, что бортовой номер 1203 имел транспортный корабль первого класса «Гамма Эол». Что ты на это скажешь?
– Мне нечего сказать. Этот баллон я выменял на четыре пачки сигарет еще год назад.
– У кого именно, ты, конечно, не помнишь?
– Нет.
– Ну, ладно. Времени и терпения у нас хватит. «Эол» слишком лакомый кусочек, чтобы выпустить его из рук.
В это время вернулся комендант и стал шептать что-то на ухо пресвитеру.
– Ничего странного в этом нет, – прервал его тот. – Наш астронавт не так глуп и успел предпринять вчера кое-какие меры. Оператора под замок, с ним поговорим позже. Узнайте у специалистов, можно ли восстановить запись.
В коридоре раздались шум и проклятия. Двое охранников втолкнули растерзанного и исцарапанного бригадира, а третий, пройдя вперед, положил на стол еще один баллон.
– 703-1203, – прочитал на нем пресвитер. – Так-так…
– Я ничего не знаю, – прохрипел бригадир. – Что вы от меня хотите?
– Как к тебе попал этот баллон?
– Я его в первый раз вижу.
– А этого красавца? – пресвитер кончиком сигары указал на Хромого.
– Тоже.
– Между прочим, он позавчера выходил с твоей бригадой на работу.
– У меня в бригаде двести человек. Одни приходят, другие уходят! Откуда я могу знать всех.
– Давно ты здесь?
– Давно. С самого первого дня.
– И с самого первого дня воруешь?
– Чужого я никогда не брал!
– Ты думаешь, что обманул меня? Ты сам себя обманул. За тобой и раньше грешки водились. Пора с этим кончать. Пойдешь в утилизатор.
Лицо бригадира побелело, все жилы на лбу напряглись, а в уголках рта показалась пена.
– В утилизатор?! – закричал он, пытаясь приблизиться к столу. Уже четверо охранников висели на нем. – На котлеты меня пустите! Людоеды! Чтоб вы подавились моими костями!
– Не подавимся, – впервые усмехнулся пресвитер. – Утилизатор разберет тебя на молекулы. Но не сразу. Часика два подергаешься.
– Не трогайте его, – сказал Хромой. – Я все расскажу.
– Ну-ну?..
– Баллоны я снял с раздавленного скафандра километрах в двадцати от Компаунда.
– Со скафандра?
– Да.
– И больше там ничего не было?
– Нет.
– А дорогу туда найдешь?
– Найду. Только освободите его, – Хромой указал на бригадира. – И оператора поста внешнего контроля тоже.
– Зря ты, парень, – сказал бригадир. – Из меня они и слова не вытянули бы!
– Хорошо, – вновь усмехнулся пресвитер. – Сейчас мы приготовим ракетобот.
– Ракетобот здесь не поможет. Дорогу я помню по приметам. Сверху их не видно.
– Пусть будет так. Ты выйдешь наружу в скафандре и покажешь дорогу нашим людям. Согласен?
– Да.
– Предупреждаю заранее; ни сбежать, ни найти легкую смерть тебе не удастся. Если ты обманул нас,
