друг друга.
Боевые слоны! Теппик тихо застонал. Цорт тоже вел на битву боевых слонов. Последнее время боевые слоны пользовались популярностью. Правда, больше всего они склонны были, неизбежно впадая в панику, топтать собственных солдат – наверное, именно поэтому военные умы со всей ответственностью отнеслись к выращиванию как можно более крупных животных. Да, слоны впечатляли.
По непонятной причине многие слоны тянули за собой огромные повозки с балками и бревнами.
Солнце поднималось все выше, и странные синие и лиловые точки стаей мошек зароились над горизонтом.
Теппику вдруг показалось, что верблюд не бежит, а плывет по воздуху. Видимо, это было как-то связано с назойливым звоном в ушах.
Остановиться? Но тогда верблюд может упасть…
Было уже далеко за полдень, когда Верблюдок, пошатываясь, вошел в жаркую тень от обломка скалы, некогда отмечавшего край долины, и медленно рухнул на песок. Теппик без чувств скатился с его шеи.
Отряд эфебцев и примерно такой же по численности отряд цортцев, разделенные узкой полоской песка, застыли друг против друга. Чтобы хоть как-то сгладить нелепое положение, один из воинов замахал копьем.
Открыв глаза, Теппик увидел склонившиеся над ним устрашающего вида бронзовые маски, закрывающие лица эфебских солдат. Металлические губы застыли в гримасе бесконечного презрения. Горящие на солнце брови были искривлены смертельным гневом.
– Эй, сержант, он вроде оклемался, – произнес кто-то.
Металлический лик, выражающий первобытный ужас, приблизился, закрыв Теппику всю видимость.
– А где же наша шляпа, сынок? – спросил бодрый голос, звучащий непривычно глухо из-за металлической скорлупы. – Дома забыл, так спешил схватиться с противником?
Небо по-прежнему кружилось у Теппика перед глазами, но пронизавшая кипящий мозг мысль волевым усилием приказала голосовым связкам действовать.
– Верблюд! – прохрипел Теппик.
– Нехорошо так обращаться с бедной скотинкой, – погрозил ему пальцем сержант. – Прямо не верится, до чего можно довести животное.
– Не давайте ему пить!
Резко выпрямившись, Теппик сел. В раскаленном, как кузница, черепе оглушительно звонили колокола. Люди в шлемах переглянулись.
– О боги, у него и в самом деле зуб на верблюдов, – хмыкнул один из солдат.
Теппик встал и неверной походкой, загребая песок, направился в сторону Верблюдка, пытающегося составить сложное уравнение, которое помогло бы ему подняться на ноги. Язык его свесился на сторону, и выглядел он, мягко говоря, неважно.
Верблюд в депрессии – отнюдь не робкое создание. Он не шатается по барам, одиноко нянча в руках стакан с выпивкой. Он не звонит старым друзьям, чтобы поплакаться в жилетку. Не хнычет и не сочиняет длинные прочувствованные поэмы о Жизни и о том, как она ужасна, когда глядишь на нее с тахты в собственной гостиной. Он не знает, что такое сплин.
Все, что есть у верблюда, – это пара легких, которые вполне можно было бы использовать в тяжелой промышленности, и голос, похожий на рев осла, которого перепиливают циркульной пилой.
Теппик медленно приближался к нему сквозь ослепительное марево. Запрокинув голову, Верблюдок стал вертеть ею, выписывая треугольную траекторию. Глаза его бешено вращались, и, прибегнув к обычной верблюжьей уловке, он сделал вид, что смотрит на Теппика ноздрями.
А потом плюнул.
Вернее попытался плюнуть.
Теппик схватил уздечку.
– Ну, ублюдок, давай, – прошипел он. – Где-то здесь вода. Ты можешь ее учуять. Все, что от тебя нужно, – это чтобы ты придумал, как нам отсюда выбраться!
Потом он повернулся к столпившимся солдатам. Они глядели на него с любопытством – кроме, разумеется, тех воинов, кто не снял шлемы и по-прежнему таращился на Теппика с бронзово-свирепым выражением.
Выхватив у одного бурдюк с водой, Теппик выдернул пробку и вылил воду на землю прямо перед судорожно подергивающимся верблюжьим носом.
– Здесь где-то река, – снова прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Ты знаешь, где она, так давай же – вперед!
Солдаты принялись нервно озираться. Их примеру последовали несколько цортцев, присоединившихся, чтобы посмотреть, что происходит.
Верблюдок поднялся – колени его дрожали – и стал медленно вращаться на месте. Теппик ухватился за него.
«…примем d равным 4, – в отчаянии размышлял Верблюдок. – Пусть a.d равно 90. Пусть d отрицательное равно 45…»
– Дайте палку! – крикнул Теппик, когда перед ним на мгновенье мелькнул сержант. – Пока их хорошенько не огреешь, они ничего не понимают, такова уж верблюжья грамота!
– Меч сойдет?
– Нет!
Сержант помедлил, потом протянул Теппику копье.
С трудом удержав равновесие, Теппик ухватился за острие и нежно огрел верблюда по боку, подняв облако пыли и шерсти.
Верблюдок остановился. Уши его вращались, как радары. Вытаращив глаза, он уставился на скалу. И когда Теппик, ухватившись за клочковатую шерсть, прыгнул ему на шею, он неторопливой рысцой тронулся с места.
«…Дроби получаются…»
– Эй, смотри не врежься… – начал было сержант.
Ответом ему было долгое молчание.
Сержант неловко повернулся, посмотрел в сторону цортцев и встретился взглядом с их предводителем. Они без слов поняли друг друга – это умение повсеместно присуще центурионам и старшим сержантам. Двинувшись вдоль скалы, они остановились у отчетливо виднеющейся в ней трещины.
Сержант-цортец провел по ней рукой.
– Похоже на верблюжью шерсть, – констатировал он.
– И на кровь, – откликнулся эфебец.
– Сдается мне, это одно из тех самых необъяснимых явлений.
– Тогда все в порядке.
Несколько минут оба пристально разглядывали камень.
– Вроде миража, – подсказал цортец.
– В общем, одна из этих штучек.
– Мне еще послышалось, будто чайки кричат.
– Рехнуться можно. Теперь их оттуда не вытащишь.
Цортец вежливо кашлянул и оглянулся на своих людей.
– Надеюсь, ваши скоро будут здесь, – сказал он, делая шаг по направлению к своему собеседнику.
Эфебец тоже придвинулся на шаг.
– Это точно, – процедил он сквозь зубы, не отрывая глаз от подозрительной скалы. – Я вижу, ваши тоже не медлят.
– Да. Боюсь, вам придется несладко, если наши поспеют первыми.
– Взаимно. Что же, иначе и быть не может.
– Такова жизнь, – согласился цортец. Эфебец кивнул:
– Забавная штука, этот наш старый мир, если призадуматься.
