– Давненько, – кивнул Синяков, еще не до конца поверивший в чудо своего спасения. – С тех пор как институт закончили.
Они уединились на опушке чахлого лесочка, где каждое подозрительное дерево заранее подвергалось проверке огнеметом. Солдаты, имевшие отношение к испытаниям, были теперь предоставлены сами себе. Таким образом, плененные бесы получили некоторую отсрочку, что их в общем-то не радовало. Длительное пребывание в наглухо завязанных мешках претило им куда больше, чем пусть и неприятное, но краткое мгновение, для людей означающее смерть, а для порождений преисподней – лишь переход в иное качество.
– Выглядишь ты хорошо… – произнес Додик не без зависти.
– Это только со стороны кажется, – поспешно возразил Синяков. – Иногда спину разогнуть не могу. Старые травмы сказываются. Да и вообще… годы…
– А я вот уже никогда не разогнусь. – Левая щека Додика судорожно дернулась, что скорее всего должно было обозначать улыбку.
Поняв, что собственная немощь отнюдь не является для Додика запретной темой, Синяков осторожно поинтересовался:
– Что же с тобой случилось?
– Попал под высокочастотное излучение. – Непослушной рукой он стянул форменное кепи и продемонстрировал Синякову свой череп, голый, как бильярдный шар. – Официально считаюсь погибшим. Наверное, где-то и могилка моя имеется. Таким, как я, сейчас просто цены нет. Никто не ищет, никто не беспокоится…
– А как насчет этих пацанов? – Синяков кивнул на солдат, пытавшихся при помощи запальника огнемета разогреть банку консервов. – У них ведь и отцы, и матери есть. Неужели те про своих детей забудут?
– Тут совсем другое дело… – Додик заерзал в своей коляске. – Ты вообще понимаешь, где мы находимся и что здесь происходит?
– В общих чертах.
– Счастливчик… Я и в общих чертах ничего не понимаю… Попробуй тогда в двух словах охарактеризовать сложившуюся ситуацию.
– В двух словах… – Синяков задумался. – Торжество мистики! Подходит?
– А что, неплохо… Только не торжество. Это слишком прямолинейно. Я бы сказал по-другому: оправдание мистики. Представляешь, я со всем своим багажом знаний нахожусь в растерянности, а полуграмотные мужики с помощью прадедовских заклинаний и сушеных жабьих потрохов обращают в бегство целые полчища бесов. Парадокс! Если бы я не видел это собственными глазами, то никогда не поверил бы… Хотя иногда мне кажется, что все это лишь дурной сон, который когда-нибудь да кончится.
– Признаться, и у меня бывают такие ощущения, – сказал Синяков. – Но мы не закончили про пацанов, что оказались здесь не по своей воле и гибнут пачками. Справедливо ли это? Потом я объясню, почему меня волнует такой вопрос.
– Погоди, а как ты вообще тут очутился? – спохватился Додик. – Случайно или сознательно?
– И про это потом. Что ты имел в виду, когда говорил: «Тут совсем другое дело»?
– Я имел в виду ту же самую магию. Если есть зелье приворотное, то должно быть и отворотное. Я, конечно, утрирую, но ты меня понял. Для человека, сведущего в знахарстве, не составит труда сделать так, что этих несчастных ребят забудут и матери, и отцы, и невесты.
– Но я ведь не забыл! – вырвалось у Синякова.
– Разве твой сын здесь? – Очки на носу Додика заходили ходуном.
– В том-то и дело!
– Прости, я не знал…
– Почему ты просишь у меня прощения, будто бы речь идет о покойнике? Они что, обречены? Скажи мне всю правду!
– Сначала успокойся. – Холодные пальцы Додика легли на ладонь Синякова. – Я уверен, что он жив. Я помогу тебе отыскать его, хотя, если говорить честно, авторитет у меня здесь весьма относительный. В первых скрипках у нас, как и положено, ходят Моцарты. Признанные мастера своего дела. Стихийные таланты. Прирожденные колдуны, общение с которыми повергает в ужас не только бесов, но и людей. А я всего лишь скромный Сальери, поверяющий алгеброй гармонию магического мира. Пытаюсь описать неописуемое и измерить неизмеримое. Ищу в фундаментальных научных теориях хоть какую-нибудь оговорку, допускающую существование бесов.
– И получается что-нибудь?
– Ни хре-на! – произнес Додик по слогам. – Не вписываются бесы в фундаментальную теорию! Не признает наука магию! Нельзя снять энцефалограмму с потустороннего существа! Нет такой аппаратуры, которая могла бы измерить эффективность заговора или определить капэдэ плакун-травы.
– Но ведь раньше наука тоже много чего не признавала. Шарообразность земли, например.
– Это заблуждение, по крайней мере, ничем серьезным человечеству не угрожало. Здесь же мы имеем дело с реальной опасностью. С силой, неуправляемой и неуничтожимой. С врагами, чей антагонизм к людям заложен в самой их природе.
– Не уживемся мы, значит, с бесами?
– Только в том аспекте, в каком цыплята-бройлеры уживаются с людьми.
– Я с тобой не согласен. Есть разные люди и разные бесы. Сегодня меня спас от людской расправы только случай. Зато один из бесов сделал все возможное, чтобы я невредимым добрался до своих соплеменников.
– Не спорю, исключения из правил всегда возможны. Но я вел речь об общих тенденциях.
– Ну хорошо, бесов можно одолеть?
– Не знаю.
– Меня интересует твое личное мнение.
– В нынешнем нашем положении – вряд ли. Одолеть бесов можно только их же оружием. Магией, тайным знанием, которое люди давно успели забыть или которым вообще никогда не владели. Против армии бесов нужно выставить армию по-настоящему сильных колдунов. А их среди людей – раз, два и обчелся. Да еще и неизвестно, пожелают ли они вступиться за человечество. Как правило, это крайне эгоистичные существа, по своим душевным качествам более близкие к бесам, чем к людям.
– Безрадостную перспективу ты нарисовал, – Синяков помолчал. – Для чего же тогда вы испытываете на бесах гранаты и огнеметы?
– А что прикажешь делать? Возле каждой щели колдуна не поставишь. Пуля и штык бесу не страшны. Зато сгоревший или разорванный в клочья, он на некоторое время превращается в бестелесное, а значит, и безвредное существо.
– Вы бесов даже на категории разделили – «гэ» и «бэ».
– Это я сам придумал. Обычай такой есть в науке – все на свете классифицировать. – Сев на своего любимого конька, Додик сразу оживился. – Пока все бесы разделены на четыре класса. Наивысший – «эс», то есть «Соломон».
– А почему именно Соломон? Разве у бесов есть национальность?
– Ну, ты скажешь! Просто царь Соломон, он же пророк Сулейман, издавна считался владыкой бесов, их предводителем. Сказку о старике Хоттабыче читал? Бесы такого класса способны принимать любой, самый экзотический облик. Их могуществу практически нет границ. К счастью, ни с одним из них встретиться нам пока не довелось.
– Но такое в принципе возможно? – перебил его Синяков.
– В принципе да. По слухам, в преисподней их не так уж и мало. Другое дело, есть ли они в Пандемонии.
– Это ты придумал такое название? – Синяков догадался, кого именно имел в виду Дарий, говоря о каком-то «умнике».
– Нет. Такой термин встречается в оккультных сочинениях… А ты, похоже, его уже слыхал?
– Приходилось.
– Странно, – Додик призадумался. – Я это название и упоминал-то всего пару раз. И только в очень
