влюблена в Адаманита, а взрыв тот произошел, когда она узнала, что он увлечен Матильдой. Правда ли это — Еремина, разумеется, не говорит. Она в последнее время вообще мало с кем разговаривает, особенно с Земли. Даже на праздники не выбирается, предпочитая проводить их в одиночестве…
Пожалуй, в растерянности Адаманита есть некая вина его старшей сестры. Он рос, будучи в полной уверенности, что о нем есть, кому позаботиться. Старшая сестра слишком опекала его, и к самостоятельной жизни Адаманит практически не был подготовлен.
На данной момент некоторые члены семьи (особенно те, кто живет в непосредственной близости к лаборатории алхимика) упорно уговаривают Адаманита взять себе ученика. В надежде на то, что тот сможет позаботиться о своем чудаковатом учителе.
Глава девятая
Распрощавшись с Борталио и вернувшись домой, я обнаружила преинтереснейшую картину у себя в комнате. Главным образом она была интересна потому, что действующих лиц в ней был как-то чересчур много.
Первое, и совершенно законно находящееся там — это Налька. Она, красная от смущения, сидела на краешке кровати и прижимала к животу поднос, вцепившись в него, как в спасательный круг. Вторым была, как я понимаю, причина ее смущения, в лице моего дяди Алекса, который устроился рядом и оживленно что-то рассказывал своим фирменным тоном. Третьим, и тоже вполне допустимым, участником событий была Саманта, развалившаяся на подоконнике и довольно жмурящаяся на то, как Лапоть (это четвертый, если кто-то не понял) бегает туда-сюда с чаем и блюдечком молока. Ну и завершало картину пятое действующее (вернее, дремлющее в кресле, которого раньше не было), коим являлась моя горячо любимая старшая сестра, Ося. И как только все они поместились в нашей небольшой комнатке?..
Но на четверых из этой пятерки я взглянула только мельком. Больше всего мое внимание привлек, разумеется, дядя. Вот если бы хоть что-нибудь попалось мне под руку, без раздумий кинула бы в него! А нечего к моим подругам (к коим я относила и Нальку) клеится! Знаю я этого ловеласа! Но, увы, все вещи, раньше валявшиеся около двери, были предусмотрительно убраны. Не иначе, как Калиоста (она же Ося) постаралась. Оракул на мою голову…
А вот сумку, что висела на моем плече, я бы не кинула ни при какой ситуации. Потому что та же 'тьма' или 'шумелка' — это что-то вроде бомбы. То есть они активируется, когда разбиваются.
— Это ч-што у нас-с тут проис-сходит?! — зашипела я не хуже какой-нибудь гадюки, глядя исключительно в затылок дяди, чтобы ни у кого не возникло сомнений, от кого я жду ответа.
Обернувшись, этот 'Эдвард' недоделанный (надо же, я до сих пор помню тот сон!) очаровательно улыбнулся и, ни капли не смутившись, невинно отозвался, махнув в сторону Оси рукой:
— Вот, по просьбе твоей сестры доставил ее сюда.
Возмущенный взгляд был переведен на сестренку, которая тут же встрепенулась, сбросив с себя остатки сна. Сладко потянувшись в кресле, она посмотрела на меня своими теплыми, серыми глазами… и я с холодком в сердце заметила, что они выцвели еще на полтона. Значит, совсем скоро… Между тем, тепло улыбнувшись, Ося поинтересовалась мягко, чуть растягивая гласные — она всегда говорила, словно тихо пела:
— Я вчера неожиданно подумала, что тебе может быть интересно со мной поговорить. Вот и попросила Алекса помочь. Или мне уйти?
Мысленно плюнув на все, я промолчала в ответ. Стянув с волос беретку, кинула ее на свой диван и растрепала волосы. За то время, пока я все это делала, дядя успел снова повернуться ко мне спиной и, предварительно спросив у красной Нальки: 'На чем мы остановились'? продолжил вещать о чем-то. Я не вслушивалась. Посмотрев на Осю, вопросительно кивнула предположительно в сторону кухни. Та кивнула и поднялась.
На кухне, что не удивительно, было тихо. Ибо все нормальные люди в этот час уже спали. И только мне не до сна. С такими-то гостями!
Усевшись за стол и усадив Осю рядом, я жалобно глянула на Лаптя, который пошел на кухню за нами — не доверят. Бросив на меня глубоко обиженный взгляд (не может он мне тот пирог простить), домовой покосился на мою сестру и был вынужден приняться за работу. Правило гостеприимства, ага. Довольно ухмыльнувшись мысли, что меня скоро покормят, посмотрела на Осю и поинтересовалась:
— Ты на счет того дела, которым я собираюсь заняться?
Та в ответ лишь неопределенно кивнула и посмотрела на меня задумчиво, чуть наклонив голову. Словно пыталась что-то увидеть. А затем улыбнулась так по-домашнему, что у меня аж сердце защемило от тепла и хороших воспоминаний детства…
— А тебя я по-прежнему не вижу…
Хоть в чем-то есть постоянство…
— Зачем же тогда пришла? — я отвела взгляд, чтобы внимательно проследить за тем, что творит Лапоть. Уж очень кушать хотелось после такого длинного дня…
Ося поняла мой вопрос правильно, даже не допустив мысли, что я могла быть ей не рада. Она знает, что на самом деле я очень рада. В конце концов, она нам с сестрами всегда была как еще одна мама. И даже не скажешь, какая из них лучше — та, что родила на самом деле, или та, что менее ветреная и более ответственная. Правда, она, как оракул, порой тоже себе на уме… Но для нашей семьи это скорее правило, чем исключение.
— Тебе разве Митя не говорил о новом предсказании?
— Говорил… — осторожно отозвалась я и покосилась уже на сестру. Еще более осторожно спросила в ответ: — Неужели оно обо мне?..
— И да, и нет, — еще задумчивее, чем раньше, ответила сестра, продолжая чуть улыбаться.
Ну, тут я вообще насторожилась, даже сводящие с ума запахи вкусной еды перестала замечать. Но сестра молчала. Не удержавшись, все-таки спрашиваю нетерпеливо:
— И-и?..
Наивно хлопнув длинными белоснежными ресницами, сестра улыбнулась еще теплее, чем раньше, и пропела как-то очень довольно:
— И я тебе о нем рассказывать не буду.
— Почему-у?..
И не говорите мне, что канючат только дети…
— Потому что ты согласилась, — перестав улыбаться, как-то очень серьезно ответила сестра. Немного помолчав, она тише добавила, коснувшись моей головы ласково: — Горжусь тобой… Береги себя.
Мне оставалось только удивленно похлопать глазами…
Ах, да, наверно, надо бы описать мою сестру. Ростом она была на голову меньше меня, и всем своим видом напоминала не то ангела, не то Снежную Королеву, не то призрака — настолько она казалась 'выцветшей'. Кожа бледная, тело хрупкое, серые теплые глаза с каждым годом становились все тусклее — она вот-вот должна была потерять зрение. Калиоста родилась такой, 'белой'. А когда подросла начала носить еще и белые одежды. Но больше всего от всех остальных ее отличали волосы. Длинные, почти до колен, она были не то белоснежными, не то седыми. Сестра никогда не убирала их наверх, не заплетала косу или хвостик. Только придерживала тонким обручем из белого металла.
Она казалась такой хрупкой, что ее хотелось от всего защитить. Но в то же время эта хрупкость не вызывала… как бы так сказать… отрицательных эмоций. Если, глядя на Диану, ее хотелось накормить до отвала, то у Калиосты было все на местах. Так, как должно быть. И, несмотря на свое тело, это сестра заботилась и заботится о нас, неразумных, а не мы о ней.
Вот такая она, моя старшая сестренка по имени Калиоста…
Молча поизучав ее взглядом, все-таки не удержалась и спросила, прямо как дите малое, которому не дали конфету, но пообещали дать ее потом:
— А когда расскажешь?..
