Сапар очухался и поднял спинку сиденья. Отец усадил проводника рядом с ним, сам сёл сзади, и они тронулись.
Мужичонка, как оказалось, действительно великолепно знал округу, все проселочные дороги и козьи тропы. Он не говорил ни слова, только грязным пальцем показывал: направо… налево… еще налево… прямо… С полчаса они тряслись по едва заметной колее, петляющей среди неглубоких балок и пологих холмов, пока не выехали на хорошо укатанную грунтовку. Здесь проводник махнул рукой, показывая остановку.
— Что? — хмуро спросил его Сапар.
— Все, — просто ответил мужичонка и указал в ту сторону, куда уходила дорога. — Туркмения.
— Не понял, — уточнил Аннанияз. — Туркмения — там или уже здесь?
— Здесь, — объяснил проводник, — и там, — он открыл дверцу и выбрался наружу.
Аннанияз, пересаживаясь вперед, вдруг спохватился:
— А как же ты теперь домой попадешь?
— Пешком, — так же просто ответил мужичонка, и старому туркменскому уголовнику стало как будто стыдно. Этот невзрачный абориген так легко и быстро избавил их от стольких проблем! Он передумал и дал проводнику уже не двести, как собирался, а триста долларов.
— Ну, спасибо! Будь здоров! — Аннанияз захлопнул дверцу, и «ниссан» покатился по пыльной грунтовке, а в зеркале заднего обзора еще долго видна была маленькая фигурка невзрачного чумазого мужичонки в грязной белой футболке…
Проводник не обманул: через три часа, ближе к вечеру, они беспрепятственно преодолели еще двести километров и въехали в туркменский поселок Бекдаш. У обоих к тому времени осталось только две мысли — как следует наесться и выспаться. Они нашли маленький базарчик, а на нем, в дальнем углу, — ту самую шашлычную, в которой сидели накануне Упырев и Деревянко перед тем, как отбыть на море.
Отец и сын были намного голоднее: в двойном и в тройном размере вкусили они всю ту роскошь, которую предлагал толстый азербайджанец, и уже почти засыпали над своими тарелками, когда услышали над собой голос:
— Кто такие? Документы!
Аннанияз с трудом поднял глаза. Над их столиком возвышался до неприличия жирный человек в полицейской форме. Аннашка-Туркмен пододвинул к столику свободный стул и миролюбиво похлопал по фанерному сиденью:
— Садись.
Полицейский поглядел на него подозрительно, но сел, громко сопя.
— Зачем тебе наши документы? — ласково спросил Аннанияз. — Мы можем показать, но толку тебе от них — никакого. А вот от этого толк будет, — он протянул толстопузому сотенную бумажку, которую тот, не раздумывая, спрятал в карман. — Ну вот, — так же ласково продолжал Аннанияз, — а теперь выпей водочки и оставь нас в покое… — он наполнил граненый стакан на четверть. — А еще лучше подскажи, где можно переночевать по-человечески…
Порсы (это был, конечно, он) поерзал толстым задом по стулу и вежливо спросил:
— А вы к нам… э-э… по какому делу?
— Да ни по какому, — отвечал Аннанияз. — В Красноводск едем, на паром.
— Не Красноводск, а Туркменбаши, — автоматически поправил участковый, хорошо усвоивший урок Гульнары. — Так вам же удобнее было из Шевченко?… — он перевел взгляд с Аннанияза на засыпающего Сапара.
Но ответил ему опять старший:
— Нам было не удобнее… Тебя как зовут-то?
— Капитан полиции Порсы Джумаев… — участковый продолжал думать о своем. — А вы из России едете?
— Из России, из России… Слушай, Порсы, что ты такой любопытный?
Участковый прикинул в голове их маршрут — и совсем растерялся: никаких логических объяснений такой странной поездке он придумать не мог.
— Я не любопытный… Но ведь я за все отвечать должен! Я же участковый! Были тут недавно тоже двое… на джипе…
Сапар наконец поднял голову:
— Какие двое?
— Стоп! — оборвал их Аннанияз. — Сапар, бери еще шашлыка, водки — и поехали отсюда. Порсы, ты насчет переночевать придумал?
Участковый, недолго думая, повез их в тот самый домик, где еще вчера собирался реализовать свое законное право на Гульнару. Хозяйка, пускаясь в бега, даже не заперла за собой дверь. Порсы, придя в себя на рассвете у крыльца родного участка, долго не мог понять, приснился ему вчерашний вечер или нет. Бутылка, в которой плескались на донышке остатки водки, указывала, что он крепко напился, и все ему могло привидеться в пьяном угаре. Но заметная шишка на башке, до которой невозможно было дотронуться, рассеченная кожа под волосами и общее болезненное состояние свидетельствовали об обратном. Чтобы убедиться окончательно, он не поленился дойти до домика Гульнары и нашел его пустым. Птичка упорхнула. А упорхнуть она могла только с помощью тех двоих, на джипе. У-у, пр-роститутка…
Он по-хозяйски толкнул дверь и первым вошел в комнату. За ним последовали гости. Здесь они по- быстрому выложили осетровый шашлык в тарелки, нашли три стакана и накатили по первой. Хотя, «по первой» — это чисто условно, учитывая все предыдущие на базарчике. Когда они дружно выпили и закусили, Аннанияз, твердо поставив стакан на стол, обратился к Порсы:
— Ну, давай, рассказывай.
Полицейский, изрядно сбитый с толку их странным поведением, уточнил:
— Про что?
— Про двоих на джипе, — без обиняков объяснил Аннанияз-Гурт.
Сапар между тем опять начал задремывать, сидя на стуле. Ему, бедолаге, досталось больше всех.
— Ну… Приехали какие-то двое, пришли к поднадзорной. Нет, они вместе с ней пришли… — Порсы сбивался и явно что-то не договаривал. — Ну, я зашел, спросил документы…
— Подожди, подожди, — поморщился Аннанияз. — Говори толком — что за поднадзорная, откуда эти двое взялись?
Чтобы облегчить участковому задачу, Аннанияз налил ему еще полстакана водки. Тот выпил, закусил. Прожевав, опять потянулся за бутылкой, но гость ладонью накрыл его стакан:
— Хватит! Рассказывай.
Порсы вздохнул и начал повествование. По его словам получалось, что вчера вечером он зашел проверить, дома ли поднадзорная («Э-э… у нас тут ссыльная живет, государственная преступница») — это входит в его обязанности как участкового. Поднадзорная оказалась дома, но на вопросы его отвечать отказывалась, вела себя дерзко, и даже грубо («Угрожала донос написать куда надо. Сплошная клевета!»). Когда Порсы пригрозил, что доложит о ее поведении по инстанции, преступница на него напала. Да-да, напала и стукнула бутылкой по голове («Откуда бутылка? Так она же алкоголичка!»), в результате чего он потерял сознание («Да нет, я бы, конечно, справился, но она сзади…»). А придя в себя и не обнаружив поднадзорной, решил устроить у ее дома что-то типа засады, чтобы застать ее врасплох с поличным… («С каким поличным? Ну, это так говорится…»). Так вот, просидев в засаде около часа, Порсы увидел, как она подъехала к дому в джипе, в сопровождении двух мужчин. Это подтвердило подозрения участкового, что она ведет развратный образ жизни, зарабатывая на пропитание проституцией, что для поднадзорных строжайше запрещено. Порсы выждал, пока они войдут, и самоотверженно ворвался в дом, чтобы арестовать всех. Их удалось застать врасплох (участковый, видимо, любил это слово), но, к сожалению, его пистолет был не заряжен, чем и воспользовались преступники. Они напали на него все вместе… особенно один… — при воспоминании об этом «одном» Порсы передёрнуло. А дальше он не помнит, потому что потерял сознание. Видимо, нападавшие решили, что он мертв, и не стали добивать. Поэтому участковый, можно сказать, чудом остался в живых.
