раздражают его, но лис еще ни разу в жизни не сталкивался с пищей, сражающейся с такой яростью, и сейчас единственным желанием его было убраться отсюда подальше.
Лис с разбегу ударился грудью о дорожное ограждение, взвизгнул, пригнулся и, протиснувшись под бетонной балкой, бросился навстречу огням шоссе.
И тут к Масклину вернулась способность думать. В уши ему ударил гул машин, двигающихся по автостраде. Он резко разжал руки и упал в высокую траву, в то время как животное на всем скаку выскочило на асфальт.
Несколько раз перекувырнувшись, Масклин тяжело плюхнулся на землю. От удара у него перехватило дыхание.
То, что произошло дальше, он не забудет до самой смерти. Это воспоминание не изгладилось из его сознания даже после того, как он повидал столько необычного, что оно просто не умещалось в голове.
Пойманный светом фар, лис замер, словно статуя, оскалив зубы и угрожающе рыча, будто пытаясь взглядом отогнать десять тонн металла, надвигающихся на него со скоростью семьдесят миль в час. Потом был удар, пронесшийся мимо сквозняк — и темнота.
Масклин долго лежал, зарывшись лицом в холодный мох. Наконец он заставил себя встать. Его била дрожь. Он старался не думать, что могло бы произойти с ним самим, если бы… Шатаясь из стороны в сторону, он побрел по направлению к дому. К тому, что осталось от этого дома…
Гримма ждала у входа в нору, расхаживая взад-вперед и размахивая прутиком, словно дубинкой. Она едва не размозжила Масклину голову, когда он неожиданно вынырнул из темноты. Узнав его, она отбросила палку прочь и протянула навстречу дрожащие руки.
— А мы тут не знаем, что с тобой! Где тебя только носит! — По голосу ее было слышно, что она на грани истерики. — Мы услышали шум, а тебя не было, и эта тварь, она.., она.., унесла мистера Мерта и миссис Куум, разворотила весь вход и… — Она остановилась: казалось, силы вдруг оставили ее.
— Спасибо за беспокойство, — холодно произнес Масклин. — Со мной все в порядке, так что большое спасибо.
— Что… Что случилось?
Не обращая на нее внимания, он прошел в темноту норы и лег. Все глубже погружаясь в холодное сонное оцепенение, он слышал бормотание стариков, их шамкающий, свистящий шепот.
«А ведь в тот момент я мог бы оказаться в норе», — думал он. — Они зависят от меня. Мы уедем. Все вместе».
Тогда это казалось хорошей идеей.
А сейчас все выглядело несколько иначе. Сейчас номы сбились в кучу в углу огромного темного пространства в кузове грузовика. Никто не произносил ни слова. Здесь было просто негде расшуметься. Рычание двигателя наполняло все вокруг, порой смолкало на мгновение и начиналось вновь. На слишком крутых поворотах грузовик бросало из стороны в сторону.
Гримма подползла поближе к Масклину и устроилась рядом.
— Сколько времени мы будем туда добираться? — прокричала она, перекрывая шум мотора.
— Куда? — не понял Масклин.
— Ну, туда, куда едем.
— Просто не знаю. — Он пожал плечами.
— Они хотят есть. Слышишь?
Они вечно чего-нибудь хотели. Масклин с отчаянием поглядел на стариков. Нахохлившись, они сидели на грязном полу грузовика… Они явно чего-то ждали от него…
— Я ничем не могу им помочь. Грузовик пуст. Тут нет никакой еды. Я ведь тоже голоден, но с этим ничего не поделаешь.
— Бабушка Морки, проголодавшись, начинает брюзжать, — напомнила Гримма.
Масклин посмотрел на старуху долгим, ничего не выражающим взглядом. Потом подполз поближе и сел между ней и Торритом.
А ведь он никогда толком с ними не говорил, вдруг осознал Масклин. В детстве они казались ему гигантами, не обращавшими на него никакого внимания, а потом он стал охотником среди других охотников, а потом… Весь этот год он только и делал, что пытался найти им хоть какую-нибудь пищу, а в промежутках, вымотавшись до предела, проваливался в глубокий, тяжелый сон. Но все же он знал, почему предводителем племени был Старый Торрит. Так повелевал разум: вождем должен быть самый старый. Такова была традиция, и все споры по этому поводу казались излишними. Самый старый ном обязательно становился предводителем. Именно ном. Все знали: глупо и неразумно ставить во главе племени женщину. Даже бабушка Морки никогда на это не претендовала, что было несколько странно, она считала Торрита идиотом, а он.., он не принимал ни одного важного решения, не взглянув перед этим украдкой в сторону бабушки Морки.
Масклин вздохнул и опустил глаза, делая вид, что увлеченно рассматривает свои колени.
— Видите ли, я не знаю, сколько…
— Не беспокойся обо мне, мальчик, — прервала его бабушка Морки. Казалось, она уже почти оправилась от недавнего потрясения. — Знаешь, во всем этом что-то есть…
— Но.., но путешествие.., оно может растянуться на годы, — пролепетал Масклин. — Я не знал, что это будет так долго. Это была безумная идея… Морки направила на него свой костлявый палец.
— Молодой человек, — произнесла старуха, — я выжила Великой Зимой тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. То было ужасное время. Так что не говорите мне о голоде: я знаю, что это такое, получше вас всех. Гримма хорошая девочка, но она слишком много нервничает.
— Но я даже не представляю, куда нас везут! — выпалил Масклин.
— Простите меня, простите, это я во всем виноват. Торрит поправил коробок, стоявший у него на коленях, и близоруко уставился на Масклина.
— У нас есть коробок, — объявил он. — И коробок укажет нам путь. Масклин уныло кивнул. Интересно, откуда Торрит всегда знает, чего хочет от них коробок. Ведь это — черный кубик, и только, а послушать Торрита — у этого ящичка на все есть ответ: и как важно регулярно питаться, и почему ты всегда должен слушаться старших…
— И куда же выведет нас этот путь? — не удержался Масклин.
— Будто ты не знаешь! На Небеса.
— Да-да, — буркнул Масклин, уставившись на кубик. Он был абсолютно уверен, что тот вовсе ничего не говорил Старому Торриту. Масклин мог поклясться, что кубик никогда не издавал ни звука. Так же как не двигался, не проявлял каких-либо признаков жизни. Единственное, что он делал, — был черным и квадратным. Это у него хорошо получалось.
— Только если мы будем слушаться коробка, у нас есть надежда попасть на Небеса, — объявил Торрит. Но в голосе его звучала какая-то неуверенность — казалось, старик просто произносил давным-давно заученную фразу, значения которой он так и не понял.
— О, конечно, — кивнул Масклин. Он поднялся — хотя пол под ногами ходил ходуном — и, пошатываясь, направился к брезентовой занавеске в конце кузова. Секунду он медлил, собираясь с духом, потом отодвинул занавеску и высунул голову наружу. Там не было ничего, кроме смазанных пятен и огней. И странного запаха.
Все шло не так, как надо. Той ночью, неделю назад, все казалось таким правильным: хуже, чем здесь, уже не будет, а значит, надо уходить. Но он ошибся. Он слишком часто ошибался. Взять тех же стариков — они привыкли стенать по любому поводу, их раздражал каждый пустяк, а сейчас, когда даже у него опустились руки, они сохраняют присутствие духа.
Как же сложно понять других! Может, если бы ты знал, как спросить, кубик сказал бы тебе, что делать.
Грузовик резко повернул, с грохотом съехал по наклонной плоскости вниз, во тьму, и вдруг остановился. И тут Масклин увидел, что они попали куда-то, где было светло и стояло множество грузовиков, а между ними ходили люди…
Он быстро юркнул обратно и подбежал к Торриту.
— Э-э… — начал он.
— Ну, парень?
