шершавой плите на пол и прислонился к двери. Засунул потерявшие чувствительность пальцы в полость меховой куртки, где было чуть-чуть теплее от обреченно продолжавшего биться сердца. Лэн слыхал о том, что смерть от холода считается одной из самых безболезненных — вроде бы просто засыпаешь, и все, — но теперь убедился в лживости этих рассказов. Сна не было ни в одном глазу, а тело ломило так, будто оно только что побывало под копытами табуна диких лошадей. Маленькие металлические молоточки изо всех сил колотили в виски, мочевой пузырь пронзало тонкой зазубренной иглой. «Хорош же я буду, — с бессильной злобой подумал Лэн, — когда слуги принцессы придут за мной: завернутый в дурацкую шкуру, плавающий в луже собственной мочи… Нет, нужно немедленно что-то придумать!»
Пальцы сами нашарили висевший на шее заветный кисет и вытянули его наверх из-под ворота накидки. Самым сложным оказалось растянуть шнурок, перетягивавший горлышко. С третьей или четвертой попытки это наконец удалось, и Бар-Аммон, неловко наклонившись, засунул нос прямо в мешочек. Содержимого в мешочке оставалось совсем немного, но на одну понюшку должно было хватить. Он зажмурился и изо всех оставшихся сил втянул в себя воздух.
Обычно порошок холодил ноздри и щекотал небо, но теперь Лэн ничего подобного не почувствовал. Он даже успел испугаться, не вышло ли какой ошибки, и в этот момент порошок подействовал. В голове у Бар-Аммона мягко взорвалось что-то. теплое и обволакивающее; вниз по позвоночнику пробежала приятнейшая вибрация. Боль мгновенно отпустила. Зрение невероятно обострилось; теперь он видел не только мельчайшие трещинки в каменной двери, но и посверкивающие в них крупинки слюды, и темные потеки каменной смолки, и мельчайшие сколы поверхности, обработанной каким-то грубым орудием. Потом он услышал свое дыхание — неглубокое, прерывистое дыхание больного, измученного человека — и ощутил, как слабо и вяло бежит по жилам холодная кровь. Он напрягся, представляя себе медленно пульсирующий в животе горячий, как солнце, шарик. От шарика во все стороны расходились живительные волны, разогревающие замерзшие мышцы и убыстряющие ток крови. Холод постепенно отпускал Бар-Аммона; он поерзал на полу, пытаясь устроиться поудобнее, и обнаружил, что вновь обрел способность двигать руками и ногами.
Потом в носу у Лэна засвербело, и он оглушительно чихнул. В то же мгновение дверь, к которой он прислонялся спиной, заскрежетала, открываясь, и маг выпал бы в коридор, если бы не чьи-то сильные руки, схватившие его за плечи. Высокий скрипучий голос произнес над ним несколько слов на незнакомом лающем языке. Бар-Аммона рывком поставили на ноги, и он увидел перед собою две закованные в черные доспехи фигуры. В отличие от вчерашних всадников, стоявшие перед ним не носили шлемов с плюмажами; головы их были упрятаны в странные конусы со срезанной верхушкой и узкими вертикальными прорезями для глаз. Мага пронзило мгновенное и донельзя неприятное чувство — будто бы там, под доспехами, скрывались не люди и даже не ледяные демоны, а какие-то вовсе непредставимые и чуждые человеку создания. В следующую минуту один из пришельцев грубо подтолкнул Лэна к выходу, а другой сорвал у него с плеч белую шкуру и кинул себе под ноги.
Что-то было не так. Все органы чувств Бар-Аммона, восприимчивость которого многократно возросла под действием порошка, вопили о том, что происходит какая-то непоправимая, роковая ошибка. «Я найду тебя, когда буду готова», — пообещала Лэну принцесса. Маг не особенно надеялся, что она явится за ним лично, но те, кто вел его по коридору, совсем не походили на ее слуг. В каждом их движении ощущалась непреклонная, жестокая властность. С Лэном они обращались с таким пренебрежением, будто он был безмозглым и грязным животным: стоило ему замедлить шаг, немедленно следовал короткий болезненный тычок в спину, но всякий раз после этого его конвоиры издавали брезгливое шипение, свидетельствовавшее о том, насколько им неприятно к нему прикасаться. В конце концов он приноровился к их мерной поступи и даже стал поглядывать по сторонам, пытаясь понять, куда же его ведут.
Лэн помнил, что накануне слуги Элии привели его к какому-то массивному ступенчатому строению, верхушка которого терялась в ночной тьме. Теперь стражи в черных доспехах вели его бесконечными свивающимися в спираль коридорами, постепенно поднимавшимися все выше под небольшим углом. Стены были облицованы полупрозрачным зеленоватым камнем, цветом напоминавшим изумруд, а фактурой яшму. Порой Лэну казалось, что узоры на стенах образуют сложные перетекающие друг в друга картины, а иногда он явственно различал вплавленные в камень фигуры каких-то существ. По мере того как коридор сужал свои петли, все туже закручиваясь вокруг оси загадочного здания, идти становилось все тяжелее; ноги Лэна заскользили на отшлифованном до зеркального блеска полу, и он тут же получил несколько брезгливых пинков от своих конвоиров. Неяркий свет, лившийся из спрятанных где-то под сводами коридора лампад, потускнел и сделался неживым. Сам воздух впереди как будто сгустился и превратился в плотный вязкий кисель, сковывающий движения. Замурованные в прозрачных стенах фигуры приобрели гротескные, угловатые очертания, их лица — или морды — растягивались в безмолвном крике, трагически чернели глубокие провалы глаз.
Тут с Бар-Аммоном приключилось что-то совсем странное — он почувствовал внезапное удушье, горло перехватило судорогой, ноги подкосились, и он без сил рухнул на скользкий холодный пол. По всему телу мага пробегала крупная дрожь, легкие жгло невидимым огнем. Черные фигуры стражей угрожающе нависли над ним, он ощущал приходившиеся под ребра удары окованных металлом сапог, слышал отрывистые грубые команды, но не мог заставить себя напрячь мышцы и подняться. Наконец конвоиры поняли, что дальнейшее избиение не даст результата. Железные пальцы впились в предплечья Бар-Аммона и с силой рванули вверх.
Сознание ускользало; Лэн чувствовал, что его продолжают тащить куда-то; как сквозь пелену тумана, видел, что коридор обрывается, переходя в большой зал, потолок которого подпирают ряды стройных полупрозрачных колонн, мерцающих слабым синеватым светом. В промежутках между колоннами пролегли глубокие тени; там смутно угадывались чьи-то огромные силуэты, похожие на сидящих великанов с косматыми головами. По залу гулял сильный ветер; он ощутимо колебал тяжелые завесы плотного воздуха и звенел невидимыми колокольчиками, подвешенными к потолочным балкам. Время от времени в поле зрения Бар-Аммона попадали неглубокие круглые резервуары с водой, врезанные прямо в пол; вода в них имела тревожный багровый оттенок разбавленной крови и казалась покрытой тоненьким слоем льда.
Черные стражи волокли его в дальний конец вытянутого зала, где, полускрытая падающей с потолка завесой из темного тюля, возвышалась какая-то титаническая фигура. Теперь они тащили мага спокойно и деловито, как муравьи, влекущие в муравейник гусеницу, и эта их деловитость пугала Лэна куда больше, чем неожиданная вспышка ярости в коридоре. Внезапно движение прекратилось; Лэн почувствовал, что конвоиры отпустили его, и немедленно рухнул на пол. Тишину разорвал чей-то истошный, похожий на кошачий вопль, в котором Лэн с некоторым запозданием опознал боевой клич. Железо стукнуло о железо, опять коротко пролаяли голоса, и по надвинувшейся буре звуков Бар-Аммон определил, что над ним началась схватка.
Он сжался в комок, закрыв руками лицо и подтянув колени к подбородку. Накатившая на него в коридоре дурнота не позволяла предпринять ничего более эффективного; он не мог ни сражаться, ни убежать, так что ему оставалось лишь дожидаться исхода непонятного столкновения. Вокруг топтались чьи-то закованные в металл ноги, несколько раз в ребра Лэну вонзилось что-то тупое и твердое, а потом прямо на него рухнуло неимоверно тяжелое тело. Голоса продолжали лаять, но теперь в них явно звучали ярость и отчаяние, свойственные обреченным на гибель воинам. Вдруг Бар-Аммона схватили за лодыжки и с необычайной силой выдернули из-под придавившей его неподвижной туши. При этом маг больно стукнулся затылком об пол, и в голове у него помутилось.
Лэн пришел в себя в тот момент, когда некто, облаченный в серебристые латы, взваливал его на плечи, словно куль с зерном. Маг успел заметить, что один из его конвоиров уже лежит на полу, разрубленный от плеча до пояса; крови под ним почему-то не было. Второй отбивался от трех одновременно наседавших на него противников — у тех на шлемах раскачивались пышные плюмажи, придававшие им сходство со слугами Элии. Еще двое воинов в украшенных перьями шлемах лежали бездыханными на отполированных до зеркального блеска плитах — конвоиры Лэна оказались не из тех, кто дешево продает свою жизнь. Впрочем, все это пронеслось перед глазами Бар-Аммона за считаные мгновения — тот, кто схватил его, бросился бежать куда-то в глубь зала, мимо черной завесы. Голова мага болталась на уровне поясницы обладателя серебристых доспехов, поэтому он не смог толком рассмотреть то, что произошло дальше. Может быть, и к лучшему.
Когда они миновали черную завесу, из-за нее раздался громоподобный рев, от которого у Лэна
