этих стенах Трибунал Святой Инквизиции многих нечестивых еретиков осудил уже на справедливое наказание.
Отец-экзекутор, убедившись, что чернила просохли, бережно ссыпал с бумаги песок в другую склянку, ибо расточительство — грех, и поставил её рядом с первой.
Заскрипела тяжёлая дверь, двое младших инквизиторов ввели в помещение очередную подсудимую. Непонятного цвета лохмотья закрывали несомненно женскую фигуру. Лицо скрыто капюшоном. Руки и ноги закованы в кандалы, соединённые между собой железной цепью.
Пришедшие инквизиторы передали женщину трём братьям, исполняющим роль палачей, и, поклонившись главе Трибунала, вышли. Сидевший справа от него секретарь положил на стол несколько листов бумаги, испещрённых мелким корявым почерком, — материалы дела.
Однако, инквизитор не обратил на них внимания. Перевернув страницу он продолжил писать.
«Тяжек труд инквизитора. Уже больше месяца возглавляю я один из Трибуналов в городе Арвесте. И лишь в последнее время уменьшился поток предстающих перед судом еретиков. Многие жители отреклись от Истинной Веры, посулами лживых священников соблазнившись, и предались грехам и разврату, обрекая души свои на вечные муки в посмертии. Месяц мы почти не спали и не ели. Лишь короткие, но искренние молитвы поддерживали наши силы. Ибо верно сказано в священных книгах: «Кто силён верой, того грешное тело не подведёт». Но труд наш нелёгкий приносит свои плоды: ересь изгоняется из душ жителей города, и в Арвест возвращается то благочиние, коим был славен он до появления в его стенах еретиков богомерзких.
Но не кончается на этом наша работа. Во многих городах и сёлах Семиградья остались ещё люди, свет Истинной Веры отринувшие и других к тому подталкивающие. И в других странах сильны ересиархи, но и до них дотянется карающая длань Святой Инквизиции».
Отец-экзекутор вновь отложил в сторону обтянутую серой кожей тетрадь. Подсудимая уже распростёрлась на дыбе. Одежда с неё была сорвана, исхудалое обнажённое женское тело в неровном свете факелов напомнило инквизитору знаменитую фреску брата Малибия: «Грешница», украшавшую покои Истинного Архипрелата. Все волосы с тела еретички, как и положено, были сбриты. Ибо под ними могли скрываться знаки, коими Тьма отмечает тела рабынь своих. Или же в них могли быть вплетены ведьминские амулеты. Истинным слугам Спасителя они, разумеется, повредить не могли, но затруднить работу Трибунала или облегчить боль от пыток, вполне.
Обнажена и голова, и срамные места, которые, как известно, обривали себе и блудливые девицы, что во множестве завелись в Арвесте под покровительством еретиков. Но с приходом в город воинства Истинной Церкви они были изничтожены. Наказание соответствовало совершённому преступлению. В чресла, Спасителем для рождения детей в браке законном предназначенные, а не для разврата и смущения верных сынов Церкви, заливался расплавленный свинец. А груди, что Спаситель женщинам для вскормления младенцев дал, отдавались на растерзание голодным крысам.
- Проверена ли эта женщина на наличие знаков Тьмы? — тихий голос отца-экзекутора третьего ранга гулко разогнал застоявшуюся тишину.
- Сейчас, отец Грелан, — один из палачей щипцами вытащил из небольшой жаровни длинную острую иглу. И, профессиональным взглядом нашарив крупную родинку, с силой ткнул в неё раскалённой сталью. Женщина закричала.
«Кричит — это хорошо», - про себя отметил инквизитор, погружаясь в чтение поданных ему секретарём бумаг. — «Значит, родимое пятно не есть отметина Тьмы, женщина — не ведьма, и есть шанс на спасение её бессмертной души».
Вопли затихли.
Отец-экзекутор ознакомился с обвинениями.
- Отец Грелан, на теле подсудимой знаков Тьмы не обнаружено, — отчитался палач.
- Хорошо, — сказал в ответ инквизитор. — Начинаем. Слушается дело… проставьте нужный номер, отец Бренью, — кивок в сторону секретаря, — из категории «Преступления против Веры».
- Желает ли подсудимая добровольно рассказать о совершённых преступлениях и покаяться в них? — инквизитор впервые посмотрел в глаза женщине и поймал полный ненависти взгляд. Но взор не отвёл, и женщина, не выдержав, опустила голову. По исхудавшим щекам скользнули жемчужины слёз и упали на грязный пол, смешиваясь с кровью предыдущего подсудимого.
Грелан удовлетворённо кивнул, словно соглашаясь с кем-то: «Прав отец Лидай, прав. Не ненавидеть должны мы отступивших от Истинной Веры, а скорбеть об их потерянных для Господа душах. И молить Спасителя, чтобы Он в бесконечной милости Своей принял в Царствие Своё заблудших, но искренне раскаявшихся. И женщина эта на верном пути к спасению своей бессмертной души, хотя сильна ещё Тьма. Ох, сильна».
— Что ж, подсудимая отказалась. — Возгласил глава Трибунала. Скрипя пером, секретарь что-то записал. — Начнём же суд правый и справедливый. И да поможет Спаситель распознать нам правду и ложь. Аминь!
«Аминь!» — дружно подхватили палачи. «Аминь!» — хрипло прокаркал секретарь. Подсудимая молчала.
— Начнем же, — повторил инквизитор. — Признаешься ли ты, Риеда, дочь Камлая, что, находясь в храме Спасителя, во время молитвы, здравию приверженцев Истинной Веры посвященной, наряду с именем Архипрелата Истинного, помянула ты имя Архиересиарха Аркинского? Да поглотит его Тьма, которой он усердно служит!
Женщина не ответила. По знаку Грелана один из палачей положил в жаровню тиски для расплющивания пальцев. Инквизитор продолжил:
- По свидетельствам Истинных чад Святой Матери Нашей — Истинной Церкви Спасителя, многие из которых в рядах Святой Инквизиции состоят, после произнесения тобой сих слов нечестивых, два месяца назад рождённый сын твой, Проилом названный… Отметьте, отец Бренью — подсудимая виновна в развращении невинного младенца, путём передачи его еретикам, в рясы слуг Господних обрядившихся, для проведения богомерзкого ритуала, извращением церемонии Святого Крещения полученного. — Инквизитор вновь обратился к женщине. — Сын твой, Проилом названный, обернул к тебе голову свою и громогласно, на весь храм, возгласил: «Еретичка!»
Подсудимая, наконец, подняла голову и обвела всех присутствующих полубессмысленным взглядом, словно пытаясь что-то понять.
- Сын мой! Что с ним!? Что с моим сыном!? — неожиданно закричала она, извиваясь на дыбе насколько позволяли верёвки.
Двое палачей начали крутить ворот, растягивая тело несчастной, третий же, выхватив из жаровни раскалённые тиски, грубо сдавил ими палец на ноге женщины. Вопли превратились в бессвязный вой.
Грелан спокойно наблюдал за пыткой. Он уже привык к подобному — многие еретики обретали на допросах в Инквизиции бесноватую ярость, но ни кому она так и не помогла.
Когда крики затихли, палачи, по знаку главы Трибунала, ослабили верёвки, и кости, вырванные из суставов, с резкой болью вернулись обратно. Но женщина, лишь вздрогнув всем телом, промолчала.
- Сын твой? — переспросил инквизитор. — По правилам положено огнём проверить, насколько нечестивые ритуалы осквернили его душу. Но! — торжественно возгласил Грелан. — Его устами говорил сам Спаситель, значит — душа дитя твоего непорочна. И если осталась в сердце твоём хоть капля материнской любви, то возрадуешься ты за него! Ибо передан он на воспитание в Арвестскую консисторию Святой Инквизиции, и, повзрослев, вступит он в благословенные Спасителем ряды святых братьев, искореняя грехи людские и приближая Царствие Божие на наших многострадальных землях!
- Неееет! — опять закричала женщина. — Убейте его! Лучше убейте! Будьте вы прокляты!
Вновь заскрипели верёвки, разрывая тело женщины. Третий же палач просто заткнул её рот заранее заготовленным кляпом.
— Отметьте, отец Бренью, — обратился глава Трибунала к секретарю, — подсудимая желает смерти своему ребёнку — будущему инквизитору. Кроме того, она попыталась навести порчу на праведный суд. Полагаю, что разбирательство можно считать оконченным.
И больше не глядя на распростершуюся на дыбе женщину, палачи так и не ослабили верёвки, отец Грелан вынес приговор.
