Глава 3
Как добиться успеха в воспитании мальчика: сила культуры
Отец сказал: ты времени, сынок, не пожалей
Дитя послушать у себя внутри.
Свою дорогу пусть оно отыщет средь людей,
А ты ему немного помоги.
И, на мгновенье сердце отворив,
Дитя там постарайся сохранить,
Чтоб никому на свете никогда
Не удалось дитя твое убить.
Д: Когда наш сын пришел в мир, я был рядом. После того как акушерка приняла его, он пополз на живот жены, ища грудь. Я никогда не забуду, как мне довелось заглянуть в глаза самой жизни. Мы с женой дали жизнь новому человеку! У меня одновременно возникли два противоречивых чувства, сильнейшие из тех, какие мне когда-либо доводилось испытывать: «Он живой» и «Ах, нет! Он мог умереть». Впервые я ощутил жизнь как нечто переворачивающее душу и в то же время очень хрупкое. На мне лежала ответственность за жизнь, которая не была моей собственной.
Каждый момент рождения таит в себе парадокс, с которым вечно живут родители, — радость жизни и страх смерти. Недавно отец сказал мне, что он до сих пор беспокоится о моей безопасности. Не потому, что я могу совершить какую-либо глупость, а из-за того, что нечто неподвластное ему может явиться и забрать мою жизнь. Жизнь — вот что мы хотим дать своим сыновьям. В мире много такого, что мы, родители, не в силах контролировать, но мы можем откликаться на события их жизни радостью и создавать им безопасные условия для роста и развития в ответ на свой страх смерти.
Человечество традиционно использовало силу культуры для придания определенной формы мощным биологическим, психологическим и духовным течениям в каждом поколении сыновей. Когда-то давным-давно мы перестали следовать инстинктам и начали определять опытным путем, что нужно нашим детям, чтобы они росли крепкими и здоровыми. Совсем недавно мы полностью капитулировали перед современной медициной, государственным образованием, массовыми развлечениями и большой инициативой… Специалисты знают лучше нас, что нужно нашим сыновьям. Мы ощущаем себя под контролем той же самой мощной силы — культуры, которую и должны использовать, чтобы провести своих детей здоровыми через период мужания.
Возможно, мы делаем слишком большие допущения, когда говорим, что древние целенаправленно использовали культуру для превращения своих мальчиков в мужчин. Однако мы знаем, что они следовали строгим и детально разработанным ритуалам, которые поощряли в мальчиках качества, необходимые для выживания, в основе же всех ритуалов лежал общий взгляд на мир. Одинаковые убеждения и ценности обусловливали четкие модели поведения. Установленные нормы запрещали индивидууму поведение, которое могло бы привести к коррозии жесткого контроля со стороны культуры, и все члены сообщества соглашались с этими принятыми методами. Например, охотничьим племенам нужны были сильные и отважные мужчины, способные при любых условиях обеспечить достаточное количество пищи; поэтому ритуал инициации мальчиков был пугающим и трудным. Те люди точно знали, что и как нужно сделать, чтобы превратить мальчика в мужчину. В древности инициация была действенна, потому что племя представляло собой закрытую систему: каждый жил и умирал во имя целого.
Мы, граждане техногенной эпохи, смотрим на древние ритуалы инициации с ужасом. Отсутствие индивидуальной свободы наполняет нас негодованием и сознанием собственной праведности, мы называем такую жизнь несправедливой, ограничивающей права человека, деспотической, отвратительной и даже проклятой. Мы придаем огромное значение возможности самому выбирать партнера по браку, занятие в свободное от работы время и профессию и менять их, если захочется и когда захочется. Нам ненавистна сама мысль, что общество может быть настолько самонадеянным, чтобы диктовать нам, кем мы должны стать, как и когда. А какое насилие?! Мальчиков среди ночи отбирают у матерей, пугают до полусмерти, заставляют исполнять опасные для жизни ритуалы, их тела намеренно калечат, уродуют рубцами — и все это ради жизни. Приверженность таким обычаям кажется нам признаком примитивности, суеверия, пережитком прошлого.
Но так ли значительно все изменилось в наши дни? Допустим, мы добились свободы говорить, действовать, работать, развлекаться, общаться с соседями и воспитывать детей так, как нам нравится, соблюдая, конечно, законы своего государства и личные нормы поведения. Однако острый клинок Прокруста рубит души современных мужчин почти так же, как сверкающие ножи древних вонзались в тела их мальчиков. Наши мужчины играют те роли, которых от них потребовал наш компьютерный век. И есть ли право свободно выбирать, как им прожить свои жизни, у необразованных, бедных, больных и менее тренированных людей в нашей культуре? Родиться черным, быть женщиной, жить в городских трущобах, быть гомосексуалистом — все это не остается в нашей культуре без последствий, все оставляет рубцы, независимо от конституции, провозглашающей «неотъемлемые права».
Нам кажется, что мы уже давно распространили на себя грубый стиль жизни древних людей, ибо насилие, направленное на мальчиков в нашей современной культуре, представляется не менее болезненным и глубоко травматичным.
Мы внушаем им, что выражать свой чувства, когда ушибся, испуган или обижен, недостойно мужчины, что это проявление слабости, изнеженности. Удивительна ли, что мужчины испытывают затруднения в выражении и проявлении своих чувств по отношению к другим людям? Характерной для многих жен является жалоба на то, что мужья не хотят поделиться с ними своими переживаниями. Наше общество требует от мальчиков отказа от своих чувств, чтобы соответствовать образу сильного мужчины. Эта жертва глубоко ранит его душу. Единственные эмоции, которые обычно разрешены мужчине в нашей культуре, — это гнев, агрессивность и половое влечение, и повсюду мы можем наблюдать проявления этих чувств: насилие над женой и детьми, насильственные преступления и желание отправиться на войну.
Когда мужчины собираются вместе, чтобы проработать свои чувства, то под гневом обычно обнаруживается печаль. Мужчина технологический несет в своей душе печаль за всех мужчин всех эпох, за то, что ему пришлось принести в жертву свою эмоциональную глубину, за разрыв своей связи с землей и силами природы, за потерю близости к семье и возможности активно участвовать в семейной жизни.
Насилием является и практика перегибов в обратную сторону— когда мальчику разрешают выражать свои чувства, как он хочет, где хочет и когда хочет. Гуманистическая психология вседозволенности, которую славословили в 70-е годы, не смогла обучить пониманию того, как проявление чувств одного человека сказывается на остальных. Бывало, что мать ошеломленно смотрела и слушала, как ее сын-подросток в раздражении или гневе выливает на нее поток ругани, причем нередко самого мальчика это приводило едва ли не в большее изумление, чем мать. С самого момента рождения нужно постоянно учить ребенка, как и когда выражать свои чувства, прививать ему твердое понимание того, «что такое хорошо и что такое плохо», что можно делать и говорить и чего нельзя. Мы совершаем тяжкое насилие над своими сыновьями и обществом, когда не даем им четких и твердых ориентиров в жизни.
Этим тревожным переменам в установках и поведении, которые многие специалисты отмечают в
