– Не в костюме мы должны подражать Христу, а в жизни, – наставительно заметил священник.
– Батюшка, а зачем священники и монахи рясы носят?
На этот вопрос «бедуина» священник ничего не мог ответить. Мы поехали дальше. Страшная пыль поднималась из под ног паломников. Вероятно, это одно из главных обстоятельств, которое заставляет их растягиваться на несколько верст. Только голова каравана шла довольно скученно. Тут были, большей частью, крепкие молодые люди.
Не желая глотать пыль, мы решили обогнать караван и ехать несколько впереди его. Немного уже и оставалось до Назарета. Кучка городских мальчиков вышла нам навстречу и продавала небольшие цветные шарики. Паломники моментально их раскупили. встречали нас и воспитанники русского пансиона, в фесках и в однообразных серых пиджаках поверх полосатых кумбазов. Они приветствовали нас по-русски и вместе с караваном прошли до русского дома.
ГЛАВА 22. ПРАЗДНИК БЛАГОВЕЩЕНИЯ
На этот раз я вступил в Назарет с северной стороны. У меня было рекомендательное письмо к одному из учителей здешнего пансиона, К. И. Кеназе. Он принял меня в свою семью с чисто восточным гостеприимством. Мне вдвойне было приятно остановиться у любезного учителя: во-первых, я пользовался удобным помещением, а, во-вторых, я мог непосредственно видеть настоящую арабскую жизнь назаретского жителя, так как отец К. И. Кенадзе – природный араб, занимающийся здесь торговлей.
Диакон не дождался праздника и уехал отсюда в Кайфу. По своей рассеянности он оставил там, в квартире агента, у которого мы ночевали, около девятисот рублей. Деньги не нашлись, и диакон, говорят, совсем упал духом. Ему посоветовали пожаловаться русскому консулу в Иерусалиме.
Не успели паломники отдохнуть с дороги, как поспешили они к всенощной в греческую церковь. Народу было и без русских очень много, потому что к этому дню, накануне праздника Благовещения, в Назарет съезжаются православные арабы не только из окрестных деревень, но и из дальних городов.
До начала службы русские паломники спешили напиться из святого источника Божией Матери в пещере Благовещения. Один арабский мальчик пробрался к колодцу, завладел большим ведром на толстой железной цепочке и стал давать воду за деньги. Народ тискался в беспорядке, вырывал друг у друга ведро, проливал воду на пол, бранился с мальчуганом, требовавшим деньги… Наконец, наш горячий «бедуин» не вынес этого безобразия в таком святом месте и прогнал арабского мальчика. Сильной рукой он быстро доставал воду из глубокого колодца и поил народ, не выпуская из своих рук ведра. Паломники чинно подходили, пили не торопясь, сколько хотели, даже отливали воду в принесенные бутылки. Мы смотрели и удивлялись на своего неутомимого бедуина. Ведь, через его руки таким образом прошло более двенадцати сот человек!
На всенощной присутствовал сам назаретский владыка, митрополит Фотий. Он стоял в своей стасидии, около правого клироса, и принимал деятельное участие в службе, делая возгласы поочередно на трёх языках: по-гречески, по-русски и по-арабски. Некоторые псалмы он читал наизусть, поражая нас, русских, удивительной памятью. Митрополит не отставал от своего клира и в пении. В некоторых песнях он только, так сказать, аккомпанировал, время от времени протягивая однотонные звуки. Это вообще в обычае восточного пения.
Поздно вечером, когда было порядочно темно, кончилась всенощная. Все множество паломников двинулось к русскому дому и к школе Палестинского общества, где заведывающие этим домом и учителя хлопотали из всех сил, чтобы удовлетворить такую массу народа. Инспектор галилейских учебных заведений, П. П. Николаевский, начальник назаретского мужского пансиона, А. Г. Кезма, и учитель К. И. Кенадзе почти всю ночь провели около паломников, устраивая им ночлег, добывая воду, дрова для костров, пищевые припасы, прекращая в то же время всевозможные пререкания между паломниками и горячими арабами.
Я лег было в отведенной мне горнице на самом верху дома, но от жары (город находится в котловине между гор) и от возбуждения нервов мне не спалось. Накинув на плечи арабский аба, я спустился вниз и по тёмным кривым переулкам пробрался к ночлегу наших паломников. Около гигантских котлов с водой толпился народ с чайниками. Вот бежит знакомый учитель.
– Куда вы? – спрашиваю его.
– За солью. Соли просят паломники.
И пустился дальше. Я подивился его усердию и прошёл в большие классные помещения, отданные русским гостям. Здесь с первого взгляда трудно было понять, что делается. Но, судя по радостно возбужденным лицам, все были довольны и веселы. Многие уже полегли спать. На углу ближайшей улицы арабские торговцы оживленно продавали хлеб и фрукты. Над всем этим кварталом широкими волнами проносился едкий дым костров.
Побродив ещё немного по улицам священного города, я поднялся на свою вышку. Дверь выходила на плоскую крышу дома. По склонам горы здесь одно здание лепится над другим, и очень трудно разобраться, что принадлежит какому хозяину, а в темноте – тем более.
Город спал. Только чуть слабый говор доносился сюда с места ночлега паломников. Пламя костров освещало там полосу дыма, все остальное кругом было погружено в непроницаемую тьму. Одни сверкающие звезды, как неизменные стражи неба, готовы были бодрствовать всю ночь. Полюбовавшись ими, я ушёл в свою горницу и наконец заснул.
Утром приходит ко мне старик-хозяин и приглашает меня вниз, где сидели за столом только одни мужчины. Хозяйка дома, симпатичная полная арабка, любезно предложила мне туземные кушанья.
Так как в Палестине в большем употреблении оливковое масло, чем коровье, то я попросил попробовать его в чистом виде. Мне налили в тарелку зеленоватой жидкости и подали её с кусками белого хлеба. Тут только я впервые оценил, что за прекрасный вкус и запах чистого свежего масла, выбитого из здешних маслин! Назарет вообще славится своим маслом и, мне кажется, вот откуда надо его выписывать в Россию для священных лампад пред чудотворными иконами Божией Матери. И вспомнилось мне повеление Господне Моисею, которое теперь часто забывается:
«
