Петр Агеевич с беспокойным волнением проверял себя, все ли правильно он говорил людям, и от себя ли с горячностью доносил людям правду об их положении. Он с подробностями перебирал свою речь. Вспоминал ее потому, что он не сочинял ее заблаговременно, не записал на бумаге. Она пришла к нему от собственного сердца с самой кровью в тот самый момент, когда он шагнул к микрофону и произнес первое слово товарищи.
Перебирая свою речь вновь и вновь, он с удовлетворением находил, что, говорил с участниками митинга правильно, что речь его вытекала из его личных мыслей, которые в течение десятилетия медленно, постепенно нарождались под воздействием жизни, отстаивались в его сознании, формулировались в ясные и четкие представления того нового, что навязывалось чужим, противным ему образом жизни.
А верное понимание жизни всегда укажет главный ориентир в жизненном потоке, таком бурном и мутном, что надо высоко поднимать голову, чтобы в море кипящих человеческих страстей среди их высоких волн уловить и удержать в поле своего зрения свет зовущего маяка.
Петр Агеевич уже неоспоримо знал, что маяк, обозначавший ему причальный берег, стоит на твердом материке жизни, сложенном из людей труда. Берег этого материка, освещаемый зовущим светом его маяка, не в силах размыть самые буреломные прибои.
Петр Агеевич вполне осмысленно осознавал себя частицей материкового строения жизни и твердо был уверен, что его убеждение в этом не будет поколеблено никакими потрясениями. Он также отчетливо представлял себе, что его материковому берегу нужна скалистая твердость, кроме того, его должны предохранять от потрясающих ударов волн острые гранитные волнорезы, кольчужной грудью заслоняющие берег.
В образе волнорезов Петр Агеевич видел рабочую организованность, рабочую солидарность и сплоченность, а якорем генератора, посылающим импульсы классовой энергии организованным людям труда, должна быть, по его соображению, коммунистическая партийная организация рабочих.
Некоторое время эта мысль у него оттачивалась, пока, в конце концов, его слесарскими навыками не отшлифовалась в высококачественную конструкцию понимания того, какими личными практическими шагами он должен подкрепить свои обещания, заявленные людям на митинге. И он отбросил все прежние долгие сомнения и колебания и принял окончательное решение связать свою жизнь с коммунистической партийной организацией. Он был уверен, что именно от нее он получит нужное направление для своей жизненной позиции и конкретных дел в гражданской повседневности.
Под конец своих размышлений Петр Агеевич уже знал, что в связи с делами своей партии он сможет посвятить свою жизнь делу людей труда, целям изменения образа жизни, навязанного трудящимся обманным порядком. А новый образ жизни, по его представлению, должен быть наполненный радостью простого человека и, в целом, должен свестись к тому, чтобы человек труда вновь, как в советское время, стал полноправным свободным, независимым обладателем своей судьбы и имел бы для своей жизни твердую, неизменную, не подверженную никакому произволу основу — свободный гарантированный труд.
Только некоторое время назад он стал понимать, что самое порочное и противное его социальной совести было то, что он сам, можно сказать, своими руками, по дикому заблуждению вытолкнул из-под себя ту прочную основу жизни, которой он обладал и которую, как все, получил разом со своим рождением от социализма.
Ему, оказывается, потребовалось целое десятилетие растянувшейся контрреволюции, чтобы он мог придти к окончательному пониманию, а через это понимание — к укреплению убеждения, что для возвращения истинно человеческой основы его жизни ему необходима неотвратимость борьбы за установление социалистического строя. Но, прежде всего за этим стоит борьба за возвращение трудовому народу заводов и фабрик, промыслов и трубопроводов, земель и вод, за получение вновь полного права на обладание своим собственным трудом не в рыночном, а в естественном порядке, поддержанным уже однажды еще недавно всем общественным строем. Это было постижение им удивительно простой истины — разницы между по настоящему свободным социалистическим трудом и рыночно-принудительной капиталистической работой по найму на хозяина.
При свободном социалистическом труде он имел гарантированную возможность трудиться естественным порядком, когда он ради возможности свободно трудиться получил от государства Советов бесплатно образование и производственную профессию и, достигши трудового возраста, уже имел для выбора места труда в своем распоряжении все заводы страны.
При капиталистическом принудительном рыночном порядке его наемная работа как процесс труда, необходимый для нормальной жизни, превратилась в простую торговую рыночную вещь, которую на рынке труда могут купить, а могут и не купить, и на которую свою цену не поставишь, несмотря на самые высокие ее достоинства. Здесь цену на его рабочую силу диктует покупатель и он волен оценивать его руки и голову до смешного. И вместе с его рабочей энергией и его самого, человека труда, покупатель ставит в самое унизительное положение бросовой рыночной вещи. Тут-то и начинается самое циничное принуждение к найму со стороны покупателей — владельцев капитала, собранного с трудяг таких, как он, Петр Золотарев.
И вот, вроде бы под благовидным предлогом рыночной либеральной свободы у него отобрали возможность свободно трудиться и с рабочим достоинством оценивать свой труд.
В дальнейших своих размышлениях он допускал, что ему вдруг повезет — его труд слесаря купят. Но в этом счастливом случае он опять же предстанет собственностью хозяина, как крепостной, только не пожалованный указом царя, а купленный частным капиталом. Причем он, рабочий, казалось бы, независимый человек, сразу же превращается в беззащитного, униженного эксплуатируемого, нанятого частным образом работника, который по произволу хозяина в любое время может быть лишен труда и средств к существованию, если хозяин найдет, что он не производит достаточного капитала для добавления его прибыли.
Так он, условно свободный гражданин России, слесарь высшей квалификации, оказался в положении ненужной рыночной вещи. Именно это ощущение человеческой ненужности в буржуазном обществе привело его к мысли о борьбе за социализм, где он в советское время являлся человеком высочайшей общественной ценности.
Вслед за такими мыслями он вновь еще раз понял, что для борьбы за восстановление социалистического строя, о чем он говорил на митинге, необходима всенародная организованность, прежде всего организованность рабочего класса. Но он уже так же понимал, что организованность к трудовым массам сама по себе не придет, не появится стихийно без зачинателя, без боевого организатора, а потом — без вожака, который, — умный, мужественный, вдохновленный идеей борьбы, — встал бы впереди колонны людей, осенил бы их Красным знаменем, поднятым над головами, и повел за собой к ясной цели.
Когда у Петра Агеевича мысли обращались к массам рабочих, то перед мысленным взором вставали не иначе как рабочие его бывшего родного завода. Прошло уже много времени с тех пор, как его вытолкали за ворота завода, а его духовная связь с ним все еще не обрывалась и, должно, никогда не оборвется. Это была родственная связь с трудовым коллективом: здесь из него вырастили советского человека, и вместе с родительской кровью в нем негасимо пульсирует дух заводского рабочего коллектива.
И в эти дни волнительных раздумий ему представилось, что зачинателем рабочей организованности в городе и даже вожатым, вдохновляющим всех жителей города на борьбу с капитализмом, может стать рабочий коллектив его родного завода. Ведь не зря же образ этого замечательного трудового коллектива осиян историей революционной борьбы и славных традиций пролетарской солидарности.
Еще совсем недавно экспонаты заводского и городского музеев рассказывали людям о примерах из заводской истории, в которой были и знаменитые дореволюционные забастовки, и зачины всеобщих стачек, и известные организованные революционные выступления в 1905 и в 1917 годах, увенчанные успехами организованности и самоотверженности рабочих. И еще совсем свежи в памяти, так что перед глазами стоят, традиционные порывы величайшего трудового энтузиазма и сплочения во имя достижений выполнения ответственных государственных заданий.
Но Петр Агеевич понимал, что в новых условиях жизни, созданных либерал-демократами, возбудить разобщенных рабочих на массовое протестное движение будет не легко.
Люди живут в атмосфере, где со всех сторон в дополнение ко всему развалу и разорению, к
