Гутовский и Орлов ходили гулять к трещине. Вернувшись, начали ее усиленно хвалить, организовали туда целую экскурсию и были посрамлены.
— Трещина, как трещина, на реку непохожа, купаться нельзя, пляжа тоже нет, — разочарованно жаловался Спирин.
Вечером, слушая Мазурука, Стромилов обнаружил, что Москва передает для нас специальный концерт. Все немедленно кинулись к наушникам. Просидели, согнувшись, три часа. Слушали с огромным наслаждением. Всех тронула не столько музыка, сколько забота о нас.
Несколько дней тому назад, сидя в палатке у Шмидта, я вслух всплакнул о шахматах. Отто Юльевич оживился, полез в рюкзак и с грустью обнаружил, что оставил свои карманные шахматы на Рудольфе. Выручил Кренкель, заявивший, что где-то в их багаже есть доска, не ручаясь, [144] однако, что она заполнена именно шахматными фигурами. «Не исключено, что мы туда уложили термометры». Два дня мы искали эту доску и, наконец, нашли в деталях запасного аварийного двигателя. Открыв доску, увидели внутри и термометры, и фигуры. Термометры бережно отложили в сторону, а шахматы немедленно утащили к начальнику экспедиции. Сегодня я сыграл с ним первую партию. Дабы порадовать шахматистов, можно отметить, что это была первая партия в шахматы, игранная на полюсе за все время его существования.
Уснули в полночь. Едва я успел сомкнуть глаза, как Водопьянов вытащил меня за ноги вместе с мешком из палатки.
— Вдохновение нашло, — сказал он, извиняясь. — Хочу статью в «Правду» написать. Я бы тебя раньше разбудил, да долго найти не мог, плутал по поселку.
Отправились к его самолету, уселись в хвосте. Водопьянов гостеприимно вскипятил чай, принес сгущенного молока, сухари. Лагерь спал, работа шла хорошо. Михаил продиктовал замечательную статью о героической работе механиков во время полета флагмана к полюсу. Мы закончили свой труд около четырех часов утра. Возбужденный Водопьянов решительно направился к палатке начальника экспедиции, разбудил Отто Юльевича и заставил его прочесть статью. Шмидту понравилось. Тогда Водопьянов поднял на ноги радиста и приказал:
— Немедленно передавай Диксону!
Стромилов сел за работу. Статью в 829 слов он передал в феноменально короткое время — за 46 минут. Затем запросил: как приняли? Диксон ответил — принято все, ни единого вопроса к передающему нет. Следовательно, [145] передача была безукоризненной, прием — также. На следующий день статья была напечатана в «Правде».
31 мая — шестой день на полюсе
Еще в Москве перед стартом флагманский радист Сима Иванов высказывал уверенность, что ему удастся установить прямую связь полюса с Москвой. Сейчас он все свободные минуты работает над осуществлением этой идеи, пробует, налаживает, экспериментирует. И сегодня с утра на флагманском корабле непрерывно стучит движок передатчика, слышны нервные восклицания. Иванов репетирует с Диксоном порядок трансляции телефонного разговора Северный полюс — Москва. В восемь часов вечера радист подбежал к палатке Шмидта и взволнованно доложил:
— Отто Юльевич, разрешите начинать?
— Сделайте одолжение.
Иванов вызвал по телефону Диксон. Следовали традиционные фразы: «Алло, алло… как вы нас слышите?.. даю для настройки: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…» На Диксоне бушевала метель, ветер достигал девятибалльной силы. Пурга вносила помехи, осложняла разговор. Но настойчивые радисты силком протаскивали свои сигналы через эфир. И вот, наконец, Диксон сообщил, что все в порядке, он одинаково хорошо слышит и Москву, и полюс.
— Давайте Москву, — сказал Иванов неожиданно спокойно, словно он разговаривал со столицей ежедневно по нескольку раз.
Диксон включил Москву и транслировал передачу. Впервые Северный полюс заговорил. Властный человеческий голос несся над дикими, еще вчера казавшимися неприступными, [146] просторами Полярного океана, над морем, тундрой, лесами. Москва отвечала. Вот запись этого необыкновенного разговора:
На этом пробный разговор с Москвой закончился. Передача велась на волне 33 метра.
Зимовщики сегодня закончили строительство кухни. Кухня по размерам равна почти всей жилой палатке. Любой москвич позавидовал бы такому помещению. В кухне есть все, что полагается иметь в приличном доме. В стенах сделаны снежные шкафы, на полках аккуратно расставлена чисто вымытая посуда. В углу стоят метелка и ведро. Весело шипит керосиновая печка. Она имеет две горелки: на одной варится борщ, на другой — куриное рагу. Ледничок устроен на чистом воздухе, за углом. Сейчас он заполнен двумя огромными кастрюлями с клюквенным киселем. Над шкафчиком вывешено меню на пятидневку. Оно было разработано еще в Москве при деятельном участии Института инженеров общественного питания. Вот это меню.
