— Посмотрим… А вообще, на его месте я бы еще не то написал!
Тренер усмехнулся:
— По замашкам вы два сапога пара!
Он ошибался. Особого стремления победить я еще не испытывал. Наоборот, Олимпиада, какие-то прыжки… — все показалось мне вдруг посторонним, словно я не имел к этому никакого отношения и в олимпийскую команду попал лишь для того, чтобы увидеть Италию. Я настроился удивляться и восхищаться этой чудесной страной.
Сойдя с трапа лайнера, я тотчас принялся это делать.
— Смотрите, — восклицал я, — какой грузовик красный!
Через некоторое время я кричал:
— Собака, собака! Глядите, как интересно!
Я увидел здоровенного дога, привязанного к велосипеду, который спокойно бежал за своим хозяином в бесчисленном потоке автомобилей.
Мои товарищи помалкивали, некоторые снисходительно улыбались — они уже не раз бывали в Риме. Когда мы сели в автобус, Скачков негромко сказал:
— Ты потише бы…
Я ничего не мог с собой поделать — все мне нравилось. Дома, люди, улицы, легковые машины, даже крошечный магазинчик, который привлекал к себе внимание тем, что из его окна непрерывно вылетали наружу мыльные цветные пузыри.
Более всего я был доволен тем, что я смогу разговаривать с самими итальянцами. И не только с ними. Я знал, что в Риме будет полно иностранцев, и прихватил с собой три туристских разговорника — английский, французский и итальянский.
Как только нас разместили в одном из коттеджей олимпийской деревни, я, быстро умывшись, сразу отправился в город.
У дверей я столкнулся со Скачковым.
— Куда?
— В Рим!
— Еще успеешь, — сказал он. — Завтра будет экскурсия, осмотришь город вместе со всеми.
Я улыбнулся:
— Нет, до завтра я не вытерплю. А потом, я не люблю с толпой ходить!
— И все-таки я тебе не советую.
— Почему?
— Во-первых, с дороги не мешает отдохнуть. Во-вторых, на тебя начнут коситься. Первый выезд за границу, и сразу такой самостоятельный.
— Кто будет коситься? — спросил я. — Вы?
Скачков досадливо передернул плечами:
— При чем тут я? По мне, ходи где хочешь, лишь бы режим не нарушал. Но есть руководитель всей команды…
— Чепуха! — сказал я. — В вас просто старая закалка говорит!
Скачков понял, что меня не остановить, оглянулся по сторонам, тихо сказал:
— Если так не терпится, езжай. Только я тебя не видел и никуда не отпускал, понял?
— Да.
— И через четыре часа ты должен быть на месте, — строго сказал Скачков, — состоится общее собрание команды.
Олимпийская деревня находилась за городом, в Рим я поехал на автобусе.
Оказалось, что без подготовки с помощью разговорника общаться невозможно. Все куда-то торопятся, а тебе подолгу надо отыскивать то или иное слово. Все мои попытки заговорить или что-либо узнать заканчивались тем, что итальянцы вежливо улыбались мне, с сожалением разводили руками и шли дальше.
— Колизей? — спрашивал я. — Где у вас тут Колизей, синьор?
Мне куда-то показывали и что-то говорили.
Я пытался выяснить:
— Автобус? Какой автобус?
Что-то отвечали.
— Цифра! — Протягивал я блокнот. — Напишите номер!
Одна Миловидная итальянка, с трудом уразумев, о чем я прошу, написала номер.
— А где его остановка? Стоп!
Этого уже никто не понимал. Проверенная поговорка «Язык до Киева доведет» явно давала осечку.
После долгих колебаний я решился сесть в такси. Решился, потому что не представлял, сколько надо заплатить, чтобы доехать до Колизея. У меня была всего тысяча лир, эти деньги, предназначенные на мелкие расходы, нам выдали, как только мы прилетели в Италию. Можно было еще занять у Скачкова — я не догадался.
Очутившись в машине, я произнес единственную итальянскую фразу, которую знал:
— Грацио, синьор, Колизей! Рус! СССР, компрене?
Таксист широко улыбнулся и кивнул. Затем спросил:
— Рус — коммунист?
— Нон, — ответил я. — Пока нон!
Некоторое время мы ехали молча. Потом шофер торжественно сказал;
— Рус карашо!
Я ответил:
— И итальян карашо!
Он рассмеялся.
Я вдруг почувствовал, что способен сейчас объясниться даже с китайцем — столько во мне было желания разговаривать. С трудом подбирая слова, я принялся объяснять шоферу, с кем он говорит:
— Спорт! Я Олимпийские игры, спорт, компреве?
Он закивал.
— Прыг, прыг! Нет, это вам не понять… Бег! — Я изобразил его. — Потом пум! — И показал на пальцах, как перелетаю через планку. — Ясно?
— Си, си! — обрадованно понял водитель. И произнес — Ник Джемс!
— Точно! — воскликнул я. — А я, — я ткнул себя в грудь, — Буслаев! — И вдруг похвастался: — Ника Джемса я пиф-паф! — Жестом я показал, что мне ничего не стоит победить его.
— О-о! — почтительно протянул таксист. Затем обернулся ко мне, переспросил: — Буслай?
— Буслаев! — поправил я водителя, И по слогам повторил: — Бусла-ев!
Шофер пожал плечами, показан, что никогда не слышал такой фамилии.
Мне сразу стало неловко за свое хвастовство. Как-то вырвалось само собой — я вовсе не собирался обыгрывать Ника Джемса. Было еще рано.
Взглянув на счетчик, я забеспокоился. Там нащелкало уже 540 лир.
Я спросил с тревогой:
— Колизей? Скоро?
Шофер что-то ответил, я ничего не понял. Я вдруг испугался, что не смогу вовремя вернуться на собрание — у меня не останется денег на обратную дорогу. Я решил ждать до 650 лир. Если до этого времени такси не подъедет к Колизею, мне придется выйти и возвращаться в олимпийскую деревню на автобусе. Цена билета на этот вид транспорта колебалась в пределах 150–200 лир. Я напряженно наблюдал за счетчиком.
Выбило 650, потом 655, 670… Автомобиль продолжал ехать, за окном мелькали здания, фонтаны, памятники, а я все молчал, потому что не мог придумать причину, которая бы объяснила водителю мою неожиданную остановку. Меня сковывала идиотская стеснительность. Не вообще, а именно перед иностранцем. Что он обо мне подумает? Наболтал, нахвастался, а самому нечем платить.