Неожиданно мне стало обидно за доктора: если я сейчас не перелечу через планку, значит, в чем-то окажется несостоятелен и он… Он, который столько сделал для этого и который сейчас, беспомощно застыв на скамейке, уже ничего не может поправить. Все зависит теперь только от меня. И вдруг он поднял руку, сжал ее в кулак и помахал мне. Мол, я с тобой.
Страх, скованность мигом исчезли. Я ощутил в себе силу. Силу души Калинникова, которая каким-то чудом на время переселилась в меня. Я с удовольствием побежал, с удовольствием оттолкнулся, с удовольствием взлетел и сразу понял взял!
Две сотни зрителей аплодировали так, будто я установил мировой рекорд.
Я попросил установить два метра и еще пять миллиметров для запаса. Как всегда, подготовка новой высоты заняла больше времени, чем сам прыжок.
Она мне покорилась сразу.
На стадионе с минуту бушевала буря.
После соревнований я, Калинников, Кислов и Светланов отправились в ресторан. Через полчаса официант вдруг вручил мне телеграмму.
Кислов пошутил:
— Правительственная?
Я чуть улыбнулся:
— Почти что. Какой-то Ешуков из Вологды. — И вскрыл ее.
Он писал:
«Товарищ Буслаев! Огромное отцовское человеческое спасибо! Моя двенадцатилетняя дочь уже два года, как была прикована к постели. Она боялась вставать. С ней случилось это после сильного испуга. Сегодня она увидела ваш прыжок и пошла. Представьте, встала и пошла, как раньше. Вы вернули в дом счастье. Спасибо».
Я спрятал телеграмму в карман.
Калинников поинтересовался:
— Что там?
Я неопределенно ответил:
— Да так…
И вдруг подумал:
«Она все оправдала, эта девочка: мой путь в спорт, рекорды, катастрофу и сегодняшний прыжок. Стоило жить и сопротивляться судьбе хотя бы ради одного этого: чтобы она пошла».
КАЛИННИКОВ
Сидя за столом, я отстранился от разговора и, глядя на своих друзей, Буслаева и Светланова, неожиданно пришел к простой мысли:
«А ведь, по сути, мы все занимаемся одним и тем же: носим землю в Подолах рубах, как когда-то я таскал ее в детстве, засыпая каменистую почву. Только каждый на свой участок. В спорт, литературу, медицину… И носить ее будем, наверное, до конца дней, потому что мы из одной и той же породы: „не измени себе“».
И еще подумалось:
«Если бы всякий человек приносил в подоле своих деяний хоть одну полезную „песчинку“, то земля наша никогда бы не исчезла и не иссякла. Она не может беспрестанно давать людям жизнь, не получая от них ничего взамен. Земля нам, мы ей. Вероятно, это и есть единственный вечный двигатель всего нашего живого, разумного и бесконечного мира».
В Сургану я отправился железной дорогой. В поезде мне хотелось вволю отоспаться и подольше побыть наедине с самим собой.
Состав лязгнул, преодолевая тяжесть в несколько сот тонн, тронулся, набирая скорость, застучал на стыках колесами. Я поехал обратно, в глубь России…
