Еще не успел сгинуть Фомин, как появился Мелехов с тридцатью пятью головорезами. Почти одновременно с ним расцвел «букет» братьев Шибалков. Их было четверо во главе со старшим, Максимом. Банды долгое время были неуловимы: спасали снежные заносы.
Только к весне поднялся Иван. Похудевший, бледный, с заострившимся носом, он ходил все еще неуверенно, пошатываясь и спотыкаясь.
— Ничего, это тебя от долгого лежания так водит, — успокаивал Иван Ильич, прикармливая квартиранта то сальцем, то молочком. — Теперь быстро пойдешь на поправку.
И правда, Блохин скоро почувствовал себя совершенно здоровым. А еще неделю спустя выпросил у Воронина разрешение принять участие в преследовании мелеховской банды. Шли по пятам бандитов, но где-то, видимо, потеряли их след. И все же в Вешенскую работники милиции вернулись не с пустыми руками.
По старой армейской привычке Воронин пускал впереди своего отряда, примерно в километре, дозорных. Ехали они и на этот раз. Их было двое: Василий Кондратьев и Калина Калмыков. Только они стали проезжать мимо хутора Ожогинского, как вдруг заметили на другом краю всадника. Он мелькнул между домами и исчез.
— Как? Проверим, кто такой?
— Да надо бы. По обличью видать — птица залетная, не здешняя.
По-над огородами и садами приблизились к тому месту, где заметили незнакомца. Он должен был находиться где-то здесь, в хуторе.
— Поедем по улице. Конь не иголка. Заметим.
И заметили. Конь стоял во дворе третьего с краю куреня.
— Заходь в калитку, а я из-за стенки, — предложил Калина.
Не успел Василий войти через калитку, как из дверей пристройки кто-то выскочил. Рябое грубое, как топором рубленное, лицо было искажено злобой и ненавистью. В одной руке у него был нож, в другой обрез. Худо стало бы Василию, если бы подоспевший Калина не ударил страшилу по голове тупым концом шашки.
— А ты знаешь, кого мы запоймали? — возбужденно спросил Василий, связывая руки бандиту. — Самого Максима Шибалку!
— Брось...
— Правду говорю. Я ж на мельнице в Елани работал, видал его не раз. Они ж еланские, Шибалки-то. Вот ребята обрадуются!.. Ну и образина, что твой леший.
Они посадили бандита на его же лошадь, привязали чембуром к седлу и повезли в отряд. Иван Николаевич объявил дозорным благодарность за находчивость и смелость.
Банда Шибалков прекратила свое существование. На очереди остался Мелехов.
Мелехов был зверь покрупнее. Его банда пряталась в окруженной болотами Батальщиковой поляне. Так назывался лес между хуторами Шибуняевским и Затонским. Только с двух сторон можно было проникнуть в лагерь. Но как раз в этих местах днем и ночью дежурили дозорные. Стоило приблизиться к бандитам, как они уже знали об этом и мгновенно покидали насиженное место.
Один раз все же удалось в звенящую летнюю сушь близко подобраться к стоянке Мелехова. Двоих убили. Остальные рассеялись в разные стороны. Долго милицейский отряд находился в засаде, но безрезультатно. Бандиты собрались в другом месте, а Батальщикову поляну обходили стороной. И снова полилась кровь.
Ликвидация мелеховской банды почти полностью является заслугой безвестного пока чекиста. Правда, здесь не обошлось и без Ивана Блохина.
Вот как это произошло.
...Совещание руководящих работников округа длилось уже несколько часов, а никакого конкретного решения еще не было принято.
— Осторожен он, дьявол ему в печенку, — промолвил Шахаев.
— Разведка хорошо у него поставлена. Куда попало не суется, — заметил председатель окрисполкома Мошков.
— Сидит, как бельмо на глазу, чтоб его... — произнес еще кто-то из угла.
Заговорил Воронин:
— Мы перебрали все более или менее реальные варианты, а проку никакого. Значит, обычными методами с ним не совладаешь. А что если попробовать разложить его банду изнутри? Подвести сознание озверевших, опустившихся людей к единственному выгодному для них выходу — сдаться.
— Не пойдут, — усомнился Шахаев. — Знают, сволочи, что милости они не заслуживают.
— А если все же гарантировать главное — жизнь?
— Кто ж тебе даст такое право?
— Согласуем с краем. Убедим, что намного выгодней помиловать тридцать-сорок бандитов, чем обречь на смерть десятки советских активистов и мирных граждан.
— Ну, знаешь ли, такой компромисс...
— Владимир Ильич учит нас в сложной обстановке идти на компромисс, — жестко парировал Воронин. — И это абсолютно правильно.
— Я в принципе согласен с Ворониным, — сказал Мошков. Но дело предстоит не из легких. Если, предположим, край санкционирует операцию, кто пойдет разлагать банду? Ведь надо подобрать такого, кто не вызывал бы у бандитов никакого сомнения — раз. Пользовался бы у них уважением и авторитетом — два. А между прочим, Мелехов, как известно, авторитетов не любит. Осторожный — три, смелый — четыре, скорый в делах — пять и так далее и тому подобное. Пальцев ни на руках, ни на ногах не хватит перечислять, каким он должен быть.
Воронин сосредоточенно смотрел на говорившего, затем перевел взгляд на начальника особого отдела Дегтяревского:
— А это уж забота чекистов.
— Найдем такого человека, — подумав, отозвался Дегтяревский.
Разрешение из Ростова было получено, и начались дни вынужденного ожидания. Впрочем, скучать в те времена не приходилось, засиживаться без серьезного дела — тоже. Новое испытание уже поджидало вешенскую милицию. Да и не только ее, а весь округ, все его население.
Из Воронежа поступила телеграмма. В ней сообщалось: на Миллерово движется банда Колесникова численностью в пятьсот конников. Она хорошо вооружена, вплоть до станковых пулеметов, очень маневренна. Предполагалось, что банда попытается прорваться через мост возле Вешенской.
Пятьсот сабель — не шутка. Удержать такую силу не просто.
Хорошо еще, что было время подготовиться к отпору. Военком и начальник милиции мобилизовали коммунистов, комсомольцев, чоновцев, всех добровольцев, разместили людей на позициях вокруг станицы, проинструктировали командиров отделений, взводов, рот.
Блохин выбрал место с хорошим обзором у крайней хаты. Рядом лежали тонкоствольный «льюис» и два круглых заряженных диска.
Стояла осень — сухая, призрачно-декоративная, словно вытканная из тончайших паутинных кружев. Не шелохнутся, не дрогнут медно-бронзовые листья тополя. В мягкую сизоватую дымку запахнулся отдаленный лесок. Застыл в сонной послеобеденной дремоте взгорбленный древний курган. Незримо катил по песчаному ложу свои темно-голубые воды Дон. Тишина. Покой.
Под вечер, когда солнце соскользнуло вниз по крутому берегу в сумеречную глубину Дона, вражеский разъезд наскочил слева от станицы на заслон. Прозвучали первые выстрелы. Они были редки и как бы неуверенны. Возможно, потому после недолгих минут растерянности и выжидания на Вешенскую со стороны Дубровки и Антиповки понеслась лавина всадников с яростными пьяными криками: «Сдавайся, всех
