всегда был чертовски тактичен...
...Ну, а что же 'хорошая' Рита? Ни-че-го! Лишь отвернулась, как обычно, к стенке, освобождая мужу место на диване.
- Привет, - пробормотала хрипловатым со сна голосом. - Всё в порядке, никто не звонил. Нас завтра проводишь?
- Есть такая вероятность, - пожал плечами, раздеваясь, Александр.
- Что?!
- Провожу, провожу!
- Хорошо... Голоден?
- Не так чтоб очень.
- Если захочешь, борщ в холодильнике, котлеты на плите. Я сплю, Шурик, спокойной ночи!
- И тебе. Как насчёт..?
- Слушай, я устала. Давай завтра, а?
- Завтра займёшься этим делом с соседом по купе или проводником.
- Угу, обязательно... Я тебя за язык не тянула! И не обижайся, я вправду устала.
- Я не обижаюсь, - буркнул он. - Уже давно. Да и не очень-то хотелось...
Чего-то, да, хотелось, а вот чего именно, комбат и сам не мог понять. Минут пятнадцать он бесцельно прослонялся между кухней и прихожей, зашёл в детскую спальню, посидел на краешке постели дочери, пригладил разметавшиеся кудри сына - пора сводить, подумал, в парикмахерский салон. И самому не помешало бы... Впрочем, какая разница, каким тебя положат в гроб?!
А после механически вдруг сделал то, чего с ним не случалось прежде никогда: достал из холодильника резервную - на всякий гостевой несчастный случай - бутылку водки и выпил стопку, что называется, в одну харю. При этом в голове, будто назойливый комар под потолком, вертелись две строки из песни Розенбаума о безымянном земляке, хорунжем Всевеликого казачьего Войска Донского:
...Рюмку водки опрокинул - полегчало.
Завтра снова мчаться клином в бой на чалом...
Завтра... Завтра точно что-то случится, тут уж - к гадалке не ходи! А значит, как справедливо утверждал Александр Яковлевич, одеться нужно 'по первому сроку', то есть в новое и чистое. И пусть не стыдно будет в драке разорвать рубаху на груди!
Приняв контрастный душ и докрасна растершись жёстким полотенцем, заметно посвежевший Александр оглядел себя в большом настенном зеркале. Красив, чертяка, не отнимешь! Хотя во всём довольно средний: и ростом, и комплекцией, и статью, и... и - ладно, на его век хватит. Изящные черты чуть удлинённого лица делают облик несколько надменным. Аристократ, поди ж ты! Римский консул. Сенатор от ростовского микрорайона Северный... Нос, правда, малость подкачал, изоѓгнут, если приглядеться. Привет от... ладно, дело прошлое. Зато уж волосы - на загляденье: каштановые, вьющиеся, без следа залыѓсин, без тени первой седины. Усы, конечно. Без усов что за казак? Кизяк, а не казак!.. Что же так мучит целый вечер?! Как перед боем, твою мать!
- Алик, не надо, я устала, - сквозь пятый сон пробормотала Рита. - Завтра, ладно?
Да кто тебя вообще о чём-то просит?! Что, 'мать' упомянул? Так это, видно, мысли вслух. Прости, любимая, никто здесь ничеѓго не хочет! Уже давно. Завтра - так завтра. Вот кстати, завтра уже час как наступило... К чеѓму же так похабно на душе?!
На подступах к Земле армада развернулась, сомкнув кольцо не видиѓмых без микроскопа легионов над обречённым миром. Момент для отражения агрессии упущен. Да был ли он?! Кому то ведомо? Теперь уж всё едино. Завтра на рассвете... и на закате... и отныне - навсегда...
Между тем недобрый вечер - по мере продвижения к востоку давно перешедший в ночь и даже утро - продолжался. По городам и весям могучей некогда Империи, не так давно разваленной на нищенские независимые государства, 'дорогие соотечественники' занимались привычными делами. Так, в уютном тихом баре близ Кузнецкого моста в Москве за отдельным столиком сидели двое представительных мужчин. Во всяком случае, один из них явно выглядел таковым: седовласый, в меру вальяжный, с отточенным орлиным профилем лица, на вид хорошо за пятьдесят, в белом с голубым отливом щегольском костюме. Весь его облик - облик человека, знающего себе истинную цену, собственную роль и место в обществе - не столько отдавал снобизмом нувориша, сколько указывал на принадлежность к благородному сословию. Несколько десятков лет назад о подобных людях шепотом отзывались так: 'Из тех ещё, из ранешних, из бывших'... Из тех, чей аристократизм был заложен в геном чередой поколений достойных пращуров, а не отставным унтер-офицером на курсах придворного этикета при Доме Колхозника. Из тех, кто с отрочества был воспитан в духе комильфо. Из тех, для кого куртуазность поведения в любой жизненной ситуации отнюдь не была сотрясанием воздуха.
Не была она пустым звуком и для 'белого' господина. Брезгливость, явственно сквозившую сейчас из-под его прищуренных век, любой сторонний наблюдатель отнёс бы к помоям, выдаваемым за кофе, или, скажем, к педофилии как социальному явлению, но отнюдь не к собеседнику. Хотя, увы, на самом деле всё происходило в точности до наоборот...
Сосед по столику, на добрых десять лет моложе, в куда более скромном одеянии заштатного чиновника, способный, казалось, вызвать брезгливость у последнего БОМЖа в подземном переходе, испуганно оглядывался по сторонам, обильно при этом потел и ежесекундно поправлял тёмные очки на волосатом, картошкой, носу - великий конспиратор! И бормотал:
- Да вы с ума сошли, уважаемый... хм! Совсем рядом с Контоѓрой! Да меня... если кто вдруг... и вас тоже...
- Кому ты нужен?! - усмехнулся 'белый' господин. - Кроме меня... И прекрати дрожать, смотреть противно! Думаешь, за тобой 'наружка' таскается? Вот в моё время... - задумался на целую минуту. - Да, время прошло, так что коллеги мой портрет давно забыли, не переживай... Ладно, к делу! Я тебя вызвонил не в плане долга, не беспокойся. Могу, кстати, ещё денег подкинуть.
- Неплохо бы, - заискивающе взглянул на седовласого аристократа собеседник.
- Ещё бы! Тем более - не надо возвращать... Но об услуге я теѓбя, коллега, попрошу.
Чинушу затрясло.
- Не бойся, никаких секретов. По крайней мере, в нашей прежней области. Мне к завтрашнему дню нужна...
'Да, к завтрашнему дню...', - вздохнув, склонился над кофейной чашкой господин 'из бывших', когда чиновник наконец откланялся с большим пухлым конвертом и ничуть не меньшим облегчением.
Сколько уж было этих Дней, желанных Завтра! А Цель всё так же далека... И ведь какая Цель! Предел мечтаний человечества... Да ну, плевать на человечество! Успеть бы самому, ведь годы-то идут. Летят! Сколько их осталось - иди-ка знай...
Он в принципе согласен был погибнуть за великую Идею, хотя, конечно, будучи на пороге триумфа, не стремился даже в золотую усыпальницу - величайшего блага хотелось вкусить и самому. Но следовало поспешать ещё и потому, что не всякая гибель красна, не всякая связана с героикой, зато обрушиться может в любой момент, и от неё так просто не убережёшься. Например, собьёт лихач-водитель, вылетев на тротуар, кирпич с крыши на темя рухнет, зарежет банда пьяных гопников, коѓфе, вон, отравишься - таким не мудрено... Смерть же от старости или по болезни 'белый' господин вовсе считал бессмысленной и даже в чём-то постыдной. Какая старость, если эликсир Бессмертия фактически в его руках! Осталась малость...
Завтра, - думал он, - получу информацию и возьму в оборот этого мальчишку. Пусть он профан, не при делах, он даже не подозревает, вероятно, ни о чём. Однако рядом с ним - Она! Она была Там, видела, распробовала, знает. Разговорим Её - средства найѓдутся, - а там, глядишь, и до Неё дотянемся, до Цели.... Лишь бы сегодняшний кретин назавтра не подвёл! В одном он прав - задерживаться не с руки, всё же
