Грустящей по ином покое.Так ясно все, так зорки дали,Чтоб не желать душе тревогТы видишь возле девы ногВдруг крылья бабочки упали.IIНа чердаке под снежной крышей,В морозе комнатной зимыОн видит лишь одни дымы,Плывущие куда-то выше.В провалах улиц лязг трамвая,Бьет такт чиновничьей душиИ в дебрях домовой глушиТаись, как зверь в проклятом рае.И часто пробудившись ночьюЕще далеко до концаЧерты звериного лицаВзирает он во тьме урочья.С ланит уходит алость югаГлаза свечей воспаленыИ губ — настойчивость струныСожгла продымленная вьюга.IIIЧрез мост обмезнувший и гулкийПерехожу, поднявши ворот. СнегС реки на темный града брегЛетит засыпать закоулкиЗадумчиво сбиваю тростьюСосцы морозных матерейПечаль. Кошачий визг санейВ ночи играет вьюги злостьюИ слышу: «Я числа десятогоПоеду за скотом на югПлощадка нынче маловатаХочу купить по сто на круг»Я говорю себе — десятоеВедь завтра, а теперь храниСолнцестояния огниДекабрьским холодом помятые.IVПрижавшись к вырезке уклонаМы шепчем: «берегитесь, пан!»И мимо нас в ночной туманСкользят размеренно вагоны.Под вьюги вой скота мычаньеВолнует оснеженный духИ при скоте седой пастухХранит ли вечное сиянье.Немного сена подле стойлаБросал ли на гремящий полПока притихший серый волКончал дымящееся пойло.Под шум колес, вершащих верстыПроходит затаясь канунИ для лучей январских лунСердца увядшие отверсты.В поляны с мертвыми тенямиБросает поезд красный угльНе он ли ночи долгой другПути покинутого нами.И знал ли стрелочник суровыйЧто меж скотом из горних странВесна покинув Эридан