гомон. Кучер стал натягивать вожжи, и движение кареты замедлилось.
– Что там, Томас? – Цебеш высунулся из приоткрытой двери и присвистнул.
Развеселая компания из полусотни солдат, видимо начавшая веселиться в придорожном трактире, высыпала теперь на дорогу. Возбужденные вопли, попытки что-то петь.
– Маэстро, еще бочонок сюда! Да побыстрей, не то мы разнесем в щепки твою халабуду, – раздалось откуда-то сбоку. И, словно в подтверждение угрозы, в воздух пальнули.
– Нахлестывай, Томас, а то мы тут застрянем! – закричал Цебеш, перекрывая своим поставленным проповедническим голосом вопли пьяной солдатни.
– ...Скажи, сударь, правду скажи...
– ...Резать! Резать их всех, пока не кончится порох...
– ...Нет, ты, неаполитанская сволочь, мне правду скажи...
– ...А об истинном боге не забывайте!..
– ...Твою через все дыры, нахлестывай, Томас!..
– ...А когда будете в Праге...
– ...Чтобы ты, саксонская свинья, про наш Неаполь не выражался...
– С дороги, пьяная мразь! Давно хлыста не видал?
– ...Выпьем, браток. А когда я стану капралом...
– ...Еще ходили под стол, а я уже во всех кабаках от Мантуи до Кракова...
– ...Простил бы, но за саксонскую свинью проткну тебе печень, засранец. Где моя шпага?
– Тише, это уже интересно. Расступитесь, освободите им место.
Когда карета вырвалась наконец из орущей толпы, сзади уже раздавался звон шпаг.
– Налево, Томас, да поскорей, – крикнул уже охрипший Старик. – К вечеру я хочу оставить Леобен за спиной, так что нам недосуг смотреть, чем кончится драка... Да и противно, – и, обернувшись к Ольге, он криво улыбнулся. – Представь себе, Мария, что сделают эти скоты, когда войдут в злату Прагу... Только представь, и тебе сразу захочется верить и в бога и в черта.
– Так что, простите, но мы вас покидаем. Спасибо за приют и всего наилучшего. Эрнест, передай привет Верховному Мастеру!
Ду хлестнул лошадей, и четверка рванулась вперед. Груженная сундуками телега албанцев торопливо загрохотала по улицам Граца. Через несколько минут гона по извилистым городским закоулкам Уно скомандовал:
– Останови. Хвоста точно нет, так что можно и заглянуть, попрощаться с Хасаном.
Он соскочил на мостовую и скрылся за дверью под вывеской «Скобяные изделия. Рупрехт и Рупрехт».
«Дождь. Опять дождь. Он только и ждет момента, когда я в пути... – думал Хорват. – На этом перекрестке налево и прямая дорога на Грац... Что толку от моих полномочий, если у меня с собой всего четырнадцать солдат. Да еще двое там, если ничего не случилось... Впрочем, этого должно хватить, если Цебеша защищает лишь горстка заговорщиков... Если же у него в городе десятки сторонников, то придется задействовать городскую стражу. Только бы он не почуял слежки, не задергался, не скрылся в своих пастушеских деревнях, среди таких же, как он, безумных фанатиков – козопасов.
А это еще что за чертовщина творится тут на дороге?»
Два наемника дерутся на шпагах. Вокруг – толпа из сотни зевак из соседнего селения и столько же пьяных солдат. Вопли и улюлюканье:
– Давай, врежь ему, Нунцо!..
– Руби, Гилберт!..
– Во имя Пресвятой Девы Марии остановитесь!
– Заткнись. Не мешай им выяснять, кто сильнее... Несколько повозок, не сумев проехать, уже остановились с той и с другой стороны от толпы.
– Карел, ты знаешь Цебеша и Марию в лицо. Посматривай. Возьми пятерых и объедь толпу справа. Остальные слева – за мной.
– ...Ну же, Нунцо, вставай!..
– Добей его, немец!
– И эти люди будут стяжать нам победу в войне?.. – скривился Стефан Карадич. – Чудны дела твои, Господи. Куда смотрит их капитан? А вот и он, кстати.
– Стоять! Всем стоять! – Седоусый коротышка в огромной шляпе с павлиньими перьями ворвался в круг, где разъяренный Гилберт все никак не мог добить отступающего, подволакивающего ногу Нунцо. Капитана мотало так сильно, что его появление вызвало дружный смех в окружавшей дуэлянтов толпе.
– Их здесь нет... Карел?
– Нет даже похожих, ваша милость. Едем дальше?
– Конечно.
Тем временем капитан наемников, не сумев остановить дерущихся окриком, кинулся на них с кулаками, опрокинул хромающего неаполитанца и теперь, парировав шпагу саксонца, саданул ему в челюсть левой
