решения менял.
– Ну хорошо. Тебе одному я по секрету откроюсь. – Трухзес тяжко вздохнул, мысленно подмигнув сам себе. – У меня есть родственник. В Бадене. Дядя моей покойной жены. Он, понимаешь ли, очень богат. И бездетен. Ты чувствуешь, куда я клоню?
– Наследство?
– Да, Альберт. Такое наследство, что... Но это уже не твое дело. Ты уж прости, но сейчас время такое...
– Конечно, дружище. Я понимаю... Но при чем здесь твоя лавка?
– Пойми. Мне сейчас нужно отлучиться. Уехать. Пришло письмо – бедняга болен и боится, что долго не протянет. Без меня эти его содержанки растащат наследство, а там одного серебра… Я бы оставил лавку на приказчика...
– Ну?
– Что ну?.. Ты же мне сам тогда говорил... Он ворует!
– Но ты мне не верил!
– Поверишь тут... Стал я за ним наблюдать и...
– Что?
– Ты не выгоняй его. Пользы от него куда больше, чем он украдет. Парень шустрый... Но если я уеду, оставив все на него... Ох, растащит он лавку. Шустрый парень, я ж тебе говорю. А деньги эти, за лавку, мне сейчас ой как нужны. Не знаю, что дядюшка там в завещании своем указал, но боюсь, что, если он до моего приезда помрет, придется ходить по судам, чтоб законное, свое получить... Ну так что, Альберт? Поможешь мне, как старому другу? Другому бы я за такую цену ни за что не продал. Не оставь, присмотри за торговлей. Тебе одному я могу свою лавку доверить. Если повезет и мой дядюшка быстро того... Я ж в Граце привык. На черта мне Баден?.. Ну?
– Шесть тысяч. Больше у меня все равно нет, – произнес Альберт, довольно щурясь.
– Это куда ж ты две тыщи за месяц потратил?.. Нехорошо. Ох, нехорошо наживаться на чужом горе.
– Каком, к черту, горе? Разве это горе – наследство?
– Горе. Дядюшка мой умирает... Вдруг не хватит мне этих двух тысяч на взятки суду? Останусь тогда один, с голым задом. А тебе – гореть за это в аду.
– Да пропади ты со своей лавкой! До смерти она мне не нужна.
– Ах, не нужна?
– Да. Не нужна.
– Ну ладно. Пусть мне будет хуже. Пойду к Овербаху.
– Шесть с половиной.
– Это смешно.
– Хорошо. Семь, кровопийца.
– А если мне той тыщи на взятки не хватит?
– Нет, это невыносимо...
– Побойся бога! В Бадене жадные судьи.
– Это немыслимо. Получать наследство и торговаться из-за каждого гульдена!
– А если дядя сбрендил на старости лет и отписал все этой своей Ангелине?.. Тогда я пойду по миру, а ты будешь гореть в аду из-за каких-то пятисот гульденов.
– Разве я сказал «семь с половиной»?
– Еще нет, но ты к этому близок.
– Ну хорошо. Хорошо, пусть так, но ни гульденом больше.
– Так я пойду к Овербаху?.. Пусть он еврейская сволочь, пусть даже мой конкурент, но он сумеет понять мое горе.
– Трухзес, это же глупо. Он купит лавку, чтобы ее закрыть!
– А я останусь в Бадене. Зачем мне Грац, когда тут такие друзья?.. Все равно все пропадет без хозяйской руки.
– Ты что? Мне не веришь? Думаешь, я дам твоему приказчику все развалить? Да пропади пропадом эти твои восемь тысяч!
– Ты то есть согласен?
– Согласен. – Альберт выдохнул и устало плюхнулся в кресло...
Когда, оформив купчую, заверив сделку у нотариуса и получив свои восемь тысяч гульденов, Трухзес ушел, Альберт вытер со лба пот:
– Теперь я понимаю, почему Трухзесу в торговле готовым платьем удалось потеснить Овербаха... Ладно. Месяц торговаться буду, но Овербах купит у меня лавку за одиннадцать тысяч. Три тыщи я наметил, так три с этой сделки и получу. А там – пусть закрывает ее или пусть дальше торгует. Мое дело – прибыль, а не готовое платье.
