никакой возможности. В лучшем случае его можно было бы употребить вместо булыжника. Что ж, ладно, я выйду против этого ублюдка с булыжником в руке.
Как же! Так он меня и дожидался! Очевидно, его совершенно не радовала перспектива подставлять под пули собственный живот. Что, впрочем, совсем меня не увидило. Слишком уж часто мне приходилось иметь дело с подобными проходимцами.
Затем я снова вернулся к розовому дому Берсудианов. Где-то вдалеке слышалось завывание сирены, которое с каждым мгновением становилось все ближе и ближе. На лужайке перед домом неподвижно лежал человек, неподвижный взгляд которого был устремлен вверх, на ослепительное солнце.
Рядом с ним на траве лежала Анжелика Берсудиан.
Скорее всего она вышла на шум и с перепугу потеряла сознание. Анжелика лежала на боку, и крохотный клочок яркой ткани лишь ещё больше подчеркивал плавный изгиб её округлых бедер, а одна грудь полностью вывалилась из лифчика бикини.
Наклонившись, я поправил на ней купальник, прикрывая пышную наготу и направился дальше, к мертвому человеку на земле. А в том, что он был мертв, я ни сколько не сомневался.
Еще раньше, во время перестрелки я не знал, в кого стреляю и кто стреляет в меня. Но зато теперь я узнал его. Я знал этого парня.
Это был Пень Кори.
Я почувствовал, как что-то теплое течет у меня по ноге. У меня было простреляно бедро, и пуля прошла всего на пару дюймов повыше колена. Голова раскалывалась, перед глазами все плыло, но даже принимая во внимание все это, мое состояние можно было считать достаточно приличным — особенно по сравнению с Пнем.
Вынув из кармана носовой платок, я завязал им рану на ноге и стал дожидаться, когда Анжелика придет в себя.
Это случилось секунд за десять до того, как рядом с моим “кадиллаком” притормозила, заглушая сирену, полицейская машина.
Я помог ей сесть.
Она сидела молча, тупо уставившись перед собой, и теперь её глаза с поволокой казались куда более сонными, чем обычно. Затем она перевела взгляд на труп, все ещё лежавший посреди лужайки.
— Извините, — сказал я. — Не ожидал, что меня выследят и здесь. Должно быть, они разъезжали по округе, пока не заметили мою машину — а, возможно, просто догадались, что я направляюсь именно сюда. Мне следовало бы заранее убедиться, но…
Она не дала мне договорить.
— Это он, — пролепетала она, указывая на труп.
— Что?
— Это его я видела вчера вечером. Вместе с Джорджем.
Полицейская машина остановилась перед домом. Полицейский открыл переднюю правую дверцу, не сводя гляз с нашей компании.
— Потрясающе, — сказал я. — Это просто замечательно.
Анжелика недоуменно захлопала глазами.
— Что случилось?
— Так, ничего особенного. Просто я только что угрохал парня, который, несомненно, и убил Джорджа Холстеда.
С водителем машины я знаком не был, но зато знал, что другого полицейского звали Чак. Чак взглянул на мертвеца, потом на Анжелику Берсудиан. На ней его взгляд задержался гораздо дольше. В конце концов, покойников на своем веку он повидал довольно много, а такие, как Анжелика встречаются далеко не каждый день.
Наконец он обернулся ко мне, и когда его напарник тоже подошел к нам, то задал свой первый вопрос:
— Что случилось? Кори попытался наехать на тебя?
— Он и ещё один обормот. Они очень постарались. Кори окликнул его по имени. Скико. Тебе это о чем- нибудь говорит?
Чак лишь покачал головой и развел руками. Его напарник тоже слышал это имя впервые. Анжелика встала с земли. Разговор прервался, в то время как полицейские, затаив дыхание, следили за каждым её движением. Не верьте пропаганде с её дурацкими стереотипами. Полицейские тоже люди.
Оглядев мою окровавленную голову и перепачканные в крови брюки, Чак спросил:
— Что, здорово зацепило?
— Не так серьезно, как кажется.
— Не может быть. Видок у тебя ещё тот… Ты выглядишь хуже, чем Пень.
Я рассказал им о случившемся. После этого мы осмотрели темный седан. Регистрация была выдана на имя Уилбера Кори. Выходит, и у Пня было человеческое имя — Уилбер. В машине имелся и радиотелефон, похожий на тот, какой я держал у себя в “кадиллаке”, под щитком.
Анжелика говорила, что когда Джорджу Холстеду позвонили вчера вечером, к дому как раз подъезжала машина. Тогда я предположил, что звонить мог либо сам человек, находившийся в машине, либо кто-то другой, кому было известно точное время, когда визитер должен прибыть на место. Теперь же можно было определенно сказать, что звонил либо сам Пень, либо тот, кто находился в салоне “доджа” вместе с ним. Я проверил фары. Так и есть. Левая фара не была отцентрована, и луч её сильно отклонялся вверх.
Труп убрали; Анжелика ушла обратно в дом, рассказав мне то немногое, что было ей известно. Я же вместе с полицейскими отправился в центр города.
Там мне наложили швы, перевязали раны и дали таблетку, после чего я составил рапорт и собрался уходить. Перед отъездом врач снова осмотрел меня, и убедившись, что пластырь надежно держит повязку, сказал:
— Что ж, на первое время сойдет. — Это был человек лет шестидесяти с добродушным лицом и жалостливым взглядом. — Отправляйтесь домой, вызовите врача и ложитесь в постель.
— В постель? Но я же нормально себя чувствую, док. У меня и прежде голова болела.
— Делайте так, как я вам сказал, молодой человек. У вас серьезная трвма черепа.
— Да, но чувствую себя я уже вполне хорошо…
— Иногда все последствия проявляются не сразу.
— Какие такие последствия?
— Трудно сказать… и именно поэтому я настаиваю на постельном режиме. Слабость, головокружение, отсутствие ясности в мыслях. Вы можете внезапно потерять сознание. Более определенно сказать нельзя; но твама есть травма, и вы…
— Со мной будет все в порядке, доктор. Спасибо, что заштопали меня. И за совет тоже.
— И будет лучше, если вы последуете этому совету, молодой человек. По крайней мере ляжете в кровать и не будете делать резких движенией.
Я не стал объяснять ему, почему не могу этого сделать; мне ещё предстояло разобраться кое с какими делами, чтобы избежать подобных неожиданностей впредь и не получить пулю в лоб, которая уж наверняка войдет на пару-тройку дюймов глубже. А в том, что недавняя попытка выбить мне мозги была далеко не последней, я нисколько не сомневался.
Поэтому в ответ я лишь снова поблагодарил его и удалился.
Вернувшись домой, приняв душ, переодевшись и перезарядив револьвер, я прибавил мощности термостату, обогревавшему большой аквариум и емкость, в которой плавал занедуживший сомик. Покормив рыбок, подошел к телефону и позвонил в Департамент полиции.
Попросил, чтобы меня соединили с Сэмсоном — к тому моменту ему уже доложили о перестрелке в Вествуде — и подробно изложил ему свою версию случившегося.
Затем я сказал:
— Я ничего не знаю об этом Скико — если только я не ослышался, и Кори назвал его именно так. На тот момент у меня были заботы поважнее. Но мне все-таки кажется, как будто бы я уже и раньше где-то слышал это имя. Сэм, а ты как думаешь?
— А я думаю, что тебе обязательно отстрелят задницу, если только ты не…
