гадюшника. Я просто хочу дать ей понять, что хотя она все это время и держала меня за дурака, но я не из тех, кого можно обмануть. И, полагаю, что хоть однажды ей это и согло с рук, но это было в первый и последний раз. Короче, что-нибудь в этом роде.
— Так сильно она тебя задела, да?
— Я истекал кровью, друг мой. Но это в прошлом. И мне просто не терпится дать ей это понять.
Он кивнул.
— Ладно, делай как знаешь. Я постою рядом.
Я повернул ручку и вошел в комнату.
Здесь горел свет. С кроватей были сняты покрывала.
Очевидно Дилли — в мыслях я все ещё продолжал называть её Дилли — спала обнаженной. По крайней мере, встретила она нас именно в таком виде. Она стояла у кровати, и обернулась, когда мы вошли.
На её лице ненадолго появилось удивленное выражение, ведь она ожидала увидеть мужа, спешащего поскорее нырнуть к ней под одеяло. Но затем самообладание вернулось к ней. Она грациозно опустилась на краешек кровати.
Дилли даже не попыталась скрыть свою наготу, прикрыться хотя бы руками. Она просто положила руки ладонями вниз на покрывало по обеим сторонам от восхитительных бедер, чуть подалась вперед, отчего груди её слегка качнулись, и глядела на нас своими томными миндалевидными глазами.
И ещё какое-то мгновение я неподвижно замер на месте, не в силах отвести взгляда.
Даже после всего того времени, которое я провел, разглядывая это тело, затянутое в купальник из тонкого джерси, прекрасное лицо, глаза, брови и губы, этот образ её западал глубоко в сердце и волновал душу. И дело было даже не в наготе её плоти. Я увидел её снова, и был потрясен новизной своих ощущений, это было своего рода откровением. Наверное, нечто подобное почувствовал и Адам, обнаружив, что Ева не мальчик.
Ладно, сказал я сам себе. Она все та же прелестная красотка с бесподоным телом, источающим такое сладострастное тепло и манящий жар, который любой мужчина ощутит даже в непогожий день и находясь на другой стороне улицы.
Ладно. Ну и что с того? Ты же знаешь, что за штучка эта Дилли, уговаривал я себя. Тебе известно, что её душа — это омут, пустота и — назовем это одним словом — зло. И ты на собственной шкуре испытал, что она сделала с тобой. И не однажды, а целых два раза.
Но обмани меня однажды, обмани меня во второй раз и так далее — я был излечен. Душевная рана затянулась и перестала кровоточить. И памятуя об этом, я твердо знал, что больше ей никогда не удастся провести меня и затмить мое зрение и рассудок свое красотой и искусным враньем.
Она улыбнулась.
— Привет, Шелл. Хочешь верь, хочешь нет, но я рада видеть тебя живым. — Она взглянула поверх моего плеча и продолжала: — Может быть познакомишь меня со своим симпатичным другом?
Вот оно. Совершенно хладнокровна, никаких эмоций. Что ж, я тоже ничего не чувствую. А если мне и потребовалось сделать некоторое дополнительное училие над собой, то только для того, чтобы лишний раз самому убедиться в этом. Да, все в полном порядке, я исцелился.
Я сделал три шага в её сторону, ощущая себя совершенно спокойным и уравновешенным. Наслаждаясь своим триумфом, я остановился и посмотрел на неё сверху вниз.
— Дилли, — проговорил я, — я пришел за пистолетом.
Несколько часов спустя я выкурил последнюю сигарету и решил все же лечь спать. По крайней мере, хотя бы попытаться уснуть.
Работа по делу была полностью завершена. Кроме, разумеется, той её части, что имела отношение к адвокатам, офису окружного прокурора, судам, свидетельским показаниям и вынесению официального обвинения. Оставалось лишь красиво украсить пирог, который был уже испечен. А я все ещё перебирал в памяти последние события.
Я был рад, что все закончилось и остался доволен результатом. По большей части. Но не совсем.
Наверное можно было бы просто выкинуть из головы неприятные воспоминания и отправиться куда- нибудь в обществе соблазнительной красотки. Выпить, хорошо закусить, а потом весело провести время.
Но только не сегодня — да и пригласить мне было, в общем-то, некого. Решительно некого. Большинство девиц, с которыми мне пришлось познакомиться за последнее время, были замужем. Это во- первых. Во-вторых, я немного утомился за день. А сказать честно, чертовски устал.
Нет, только не сегодня. Будет куда разумнее просто отдохнуть, восстановить силы, зарядиться жизненной энергией.
Скоро я опять приду в норму. И все у меня будет в порядке. Ведь мне всегда везло; так повезет и сейчас, непременно повезет. Вне всяких сомнений.
Да, сегодня я останусь здесь и как следует отдохну. Потому что так будет благоразумнее всего.
И не только поэтому.
Но человек — особенно если он уверен, что все закончится хорошо — может привыкнуть ко всему. Так казалось мне.
Даже к тюрьме.
Поэтому я растянулся на своей койке, и не прошло и часа, как меня сморил сон.
