Мешедом в Северной Персии продвигается уверенными темпами. Конечно, эта дорога не даст тех возможностей, что дает транс кавказский маршрут, но все же это лучше, чем ничего. Кроме того, эти ворота на юге не являются единственными. Архангельская железная дорога перевозит значительно большее количество товаров. И даже в том случае, если Вологда будет захвачена противником, что представляется весьма вероятным, территория, которая лежит между Вологдой и Коношей, совершенно не подходит для продвижения бронетанковых формирований противника. У нас имеется гораздо больше шансов сохранить открытым именно этот маршрут. Но даже в том случае, если и он будет перекрыт, остается Владивосток. Хотя японцы и одержали крупную победу над американцами, они не посмеют атаковать нас на Дальнем Востоке. Если же такое все-таки произойдет, если случится наихудшее, тогда нам придется справляться со своими задачами без помощи из-за рубежа. У нас нет другого выхода. Но мы должны удержать линию Волги или нам уже нечего будет удерживать!»
Собрание продолжалось до раннего утра, но в принципе приоритеты, расставленные Жуковым, никто не собирался оспаривать. Эти приоритеты нашли отражение в последующие недели в диспозиции Красной Армии. Весь фронт был разделен на девять фронтов — Северный, Волховский, Северо-Западный, Западный, Воронежский, Юго-Западный, Северокавказский и Кавказский, — включавших в себя двадцать шесть армий общей численностью около трех с половиной миллионов солдат. Половина этих армий входила в состав двух фронтов — Западного и Воронежского, — которые расположились в центре, между Волгой ниже Калязина и Лисками на Дону. Из шести резервных армий, четыре были размещены за двумя этими главными фронтами. Если бы немцы попытались двинуться прямо на восток в направлении Урала, они наскочили бы прямо на ядро Красной Армии.
24 мая, за час до рассвета, германская артиллерия начала артподготовку. Когда солнце показалось над краем восточного горизонта, командиры немецких танков, высунувшись из башен своих машин, жестами дали команду танкам и бронемашинам пехоты двигаться вперед.
Боевой дух немецких солдат был на высоком уровне. Солдатам удалось пережить суровую зиму, ужасы которой превзошли самые мрачные предположения, и вот настала весна. Деревья покрылись листвой. Бледное солнце согревало их обмороженные ноги и руки, а самое главное, наполняло сердца надеждой. Боевые действия на Востоке должны быть завершены в течение нескольких месяцев. Затем в лучшем случае их ждало возвращение к мирной жизни в своих домах, а в худшем — боевые операции на другом, менее суровом, театре военных действий.
Их командиры тоже смотрели вперед с оптимизмом. Гудериан, который ехал впереди с головными танками 2-й бронетанковой армии, напишет впоследствии:
«Хотя у нас было ощущение, что конечные цели летней кампании не совсем ясно определены и что эта неопределенность может вызвать вмешательство Высшего командования (т. е. Гитлера), мало кто из нас сомневался, что война на Востоке завершится до начала осени».
Конечно, Гудериан был всегда преисполнен оптимизма, когда ему приходилось двигаться вперед, а 2 -я бронетанковая армия в тот момент как раз осуществляла такое движение.
В день начала кампании мощные 24-й и 47-й танковые корпуса прорвали слабую линию обороны между 24-й и 50-й советскими армиями, отшвырнув первую на юг в направлении Оки, а вторую — на север, под удар наступавшей пехоты фон Клюге. К вечеру того же дня передовые части 2-й танковой армии продвинулись на глубину в 30 миль и приблизились к Лашме на Оке. На расстоянии 15 миль к северу 3-я танковая армия уже находилась на подходе к Туме. Советские войска, противостоявшие 2-й танковой армии, были полностью разгромлены.
В 120 милях дальше к северу, на другом крыле атаки группы армий «Центр», 4-й танковой армии пришлось столкнуться с серьезными затруднениями при попытке прорваться через позиции 5-й советской армии, расположенные у реки Нерль. Это неожиданное упорное сопротивление вынудило Манштейна, сменившего заболевшего Геппнера на посту командующего танковой армией, направить в начале дня острие своей атаки южнее, и еще до наступления сумерек 8-я бронетанковая армия, прорвав оборонительную линию, уже двигалась в направлении дороги Москва — Ярославль.
На следующий день обе танковые армии на всех парах продвигались в направлении Волги к своему предполагаемому месту встречи в окрестностях города Горького. Но как раз в этот вечер фюрер решил вмешаться в ход событий и изменить план Гальдера. Для Гитлера, вышедшего из длительной комы, июль 1941 года был всего три месяца назад. Единственное, что он слишком хорошо помнил, так это то, что очень многим русским солдатам удалось ускользнуть из крупномасштабного окружения вокруг Минска и Смоленска. Впоследствии вопреки противодействию своих танковых генералов он настаивал на том, чтобы операции по окружению противника были не такими крупными, но более плотными. Так же он поступил и теперь. Наблюдая по карте в своем Вольфшанце, как Гудериан и Манштейн продвигаются к далекой Волге, фюрер снова почувствовал опасение, что русские смогут ускользнуть из ловушки. Обеим бронетанковым армиям он отдал приказ повернуть навстречу друг другу позади отступающего противника.
И Гудериан, и Манштейн резко выразили свой протест фон Боку, Бок дипломатично выразил свое несогласие Браухичу. Браухич очень дипломатично выразил несогласие Гитлеру. Пока все это происходило, целый день был потерян понапрасну. Фюрер остался непреклонным. Браухич сообщил об этом Боку, который передал эту информацию Гудериану и Манштейну. Оба в должное время повернули скорее танковые корпуса, чем целые армии навстречу друг другу позади отступавших русских.
Они думали, что этот маневр им удался, но на самом деле формирования Красной Армии, которым препиравшиеся немцы подарили лишний день для отступления, сумели ускользнуть от клацнувших челюстей германского окружения. Когда вечером 27 мая подразделения Гудериана и Манштейна встретились восточнее города Коврова, они окружили огромное пустое пространство. Общая численность военнопленных не превысила 12 000.
Однако Гитлер не был обескуражен. Небольшое количество пленных, заявил он Гальдеру, свидетельствует о слабости противника. Гальдер готов был с ним согласиться, но командиры на местах были не слишком уверены в таком объяснении. Но, как бы там ни было, потеряно было всего несколько дней. А что такое несколько дней?
Однако впоследствии эти потерянные дни приобрели гораздо большее значение. В тот момент, когда Манштейн получил первоначальное указание Гитлера, он готовился отдать приказ 41-му танковому корпусу войти в незащищенный город Ярославль. Однако поставленный перед необходимостью замкнуть окружение, он потерял возможность войти в город. Для немцев это была большая потеря, поскольку впоследствии вермахту пришлось заплатить за Ярославль гораздо больше, чем стоили русские военнопленные, захваченные в результате маневра Гитлера.
Между тем те советские армии, которые ушли от окружения, находились уже за рекой Клязьмой, и бронетанковым частям Гудериана пришлось еще в течение двух дней преодолевать решительное сопротивление противника. Затем, к удивлению немцев, в ночь на 30 мая русские неожиданно отступили. По-видимому, они больше не собирались сражаться до последней капли крови, как поступали в прошлом году. Такое использование эластичной обороны стало новостью для немцев.
К счастью для немцев, в тот же день стало ясно, что Красная Армия не вполне избавилась от своих вредных привычек. С той же некомпетентностью, которую господствующая раса считала более типичной для своего врага, советские войска в Муроме позволили 2-й танковой армии захватить дорогу и железнодорожные мосты через Оку нетронутыми. К утру 31 мая был установлен плацдарм внушительных размеров, и весь 47-й танковый корпус был переправлен на правый берег реки. Спустя два дня, когда танки Манштейна достигли Волги к северу от Горького, танки Гудериана отрезали дороги и железнодорожные пути, ведущие в город с юга и востока.
В этот момент Гитлер опять попытался вмешаться, хотя на этот раз ему удалось добиться меньшего успеха. Он запретил Гудериану входить в город, поскольку танки плохо подходили для городского сражения, и приказал ожидать подхода к Горькому пехоты, находившейся в восьми милях к западу. Гудериан был вынужден согласиться, хотя считал бессмысленным давать противнику, засевшему в лишенном укреплений городе, три или четыре дня на возведение оборонительных сооружений. Он сообщил Боку, что приказ не
