Жиль Делёз

Логика смысла

Предисловие переводчика

«Возможно когда-нибудь нынешний век будет известен как век Делёза» [1], — так отозвался Мишель Фуко о двух решающих работах выдающегося философа современности Жиля Дёлеза Различение и повторение (1968) и Логика смысла (1969). Сегодня имя Делёза уже вошло в русскую культуру: переведен ряд его статей и довольно объемное произведение Представление Захер-Мазоха[2].

Мы предлагаем читателю одно из ключевых произведений философа, излагающее основную стратегию его мысли. Получив «официальное» философское образование, отмеченное, по словам Делёза, «бюрократией чистого разума», находящегося «в тени деспота», то есть государства, сам автор Логики смысла так охарактеризовал годы своего ученичества: «В то время меня не покидало ощущение, что история философии — это некий вид извращенного совокупления или, что то же самое, непорочного зачатия. И тогда я вообразил себя подходящим к автору сзади и дарующим ему ребенка, но так, чтобы это был его ребенок, который при том оказался бы ещё и монстром»[3]. Несмотря на экстравагантность этой фразы, по ней можно судить об основных посылках философствования Делёза: заглянуть за предел, вывернуть наизнанку уже вошедшие в обиход концепции, выявить «бессознательное культуры».

Главный принцип философии, согласно Делёзу, состоит не в том, чтобы отражать (рефлектировать) то, что выступает как налично данное. Речь, скорее, идет о созидании понятий, но не понятий о чем-то, что уже предсуществует и требует своего осмысления, а понятий о том, что еще должно стать объектом, чего пока нет «на самом деле». Именно в этом случае философ становится «врачом цивилизации», ибо «хотя врач не изобрел болезнь, он, однако, разъединил симптомы, до сих пор соединенные, сгруппировал симптомы, до сих пор разъединенные, — короче, составил какую-то глубоко оригинальную клиническую картину»4. Для культуры такими «клиницистами цивилизации» выступают в том числе и художники, собственным телом выразившие «болезнь бытия».

Потому наиболее важным делом философии, для Делёза, выступает новое расчленение образов вещей, считающихся концептуально целостными, и группирование новых образов вещи, которая должна еще стать объектом. Отсюда апелляция к Бергсону с его идеями становления, длительности и нового «прочтения» времени (Делёз посвятил данной теме одну из своих ранних работ — Бергсонизм). Именно в этом смысле Делёз противопоставляет себя «классической» линии философствования, отмеченной связкой Платон-Гегель и полагающей смыслы уже пред-данными. Смыслы порождаются — порождаются Событием, и анализу этого смысла-события посвящена вся работа Делёза, требующая выхода за пределы традиционных построений, базирующихся на трансцендентализме и феноменологии.

Местом, где возможно такое «выхождение за пределы» не только указанных философский стратегий, но и «статичного» понимания жизни и бытия, Делёз считает язык — и прежде всего его выразительную функцию. Смысл выражается предложением, но присутствует в вещах. Это разделяющая и, одновременно, соединяющая граница между вещами и предложениями. Но удержаться на такой кромке — большое искусство, доступное разве что Кэрролу или стоикам.

Я не могу не отметить, что при подготовке второго издания данного перевода, дополненного Приложением, в которое входит ряд ранних статей Делёза, и Дополнением. (куда я счел нужным поместить статью М.Фуко, комментирующую Логику смысла и Различие и повтор), неоценимую помощь мне оказали своими критическими замечаниями В. Подорога и М. Рыклин. Безусловно, как и в отношении первого издания, я благодарен за поддержку со стороны В. Аршинова, Л. Богорада, С. Свирской, чье сочувствие и участие безусловно облегчали работу над переводом.

Логика смысла

Предисловие (от Льюиса Кэррола к стоикам)

Произведения Кэррола всегда ориентированы на то, чтобы доставить удовольствие читателю: детские книжки или, скорее, книжки для маленьких девочек; восхитительные странные эзотерические слова; шифры и расшифровки; рисунки и фотографии; основательное психоаналитическое содержание; логический формализм и лингвистические примеры. Но сверх и помимо простого удовольствия здесь присутствует что-то еще: игра смысла и нонсенса, некий хаос-космос. Бракосочетание между языком и бессознательным — уже нечто свершившееся. Оно празднуется на все лады. А коль скоро это так, то необходимо еще раз исследовать подлинную природу такого союза в работах Кэррола: с чем еще связан этот брак, и в чем же, собственно, заключается то, что, благодаря Кэрролу, здесь празднуется?

В этой книге мы предлагаем серию парадоксов, образующих теорию смысла. Легко объяснить, почему такая теория неотделима от парадоксов: смысл — это несуществующая сущность, он поддерживает крайне специфические отношения с нонсенсом. Мы отводим особое место Кэрролу именно потому, что он предоставил первый крупный отчет, первую великую мизансцену парадоксов смысла — иногда собирая, иногда обновляя, иногда изобретая, иногда препарируя их. Мы отводим особое место стоикам потому, что они стали зачинателями нового образа философа, порывающего с досократиками, с сократической философией и с платонизмом. Этот новый образ весьма близок к парадоксальной конституции теории смысла. Значит, каждой серии соответствуют фигуры не только исторические, но также топологические и логические. Будто на чистой поверхности, определенные точки одной фигуры каждой серии отсылают к точкам другой фигуры: целая совокупность созвездий-проблем с соответствующими действиями, историями и местами — некое сложное место, некая «история с узелками». Предлагаемая читателю книга — это попытка написать роман, одновременно логический и психоаналический.

В качестве приложения мы предлагаем семь статей, уже опубликованных ранее. Мы несколько подправили и изменили их, но тема осталась прежней, хотя и развивает определенные пункты, на которые лишь вкратце указывается в предыдущих сериях (мы отмечаем каждый раз такую связку в сноске). Статьи следующие: 1) «Низвержение платонизма», Revue de metaphysique et de morale, 1967; 2) «Лукреций и натурализм». Etudes philosophiques, 1961; 3) «Клоссовски и тела-язык». Critique, 1965; 4) «Теория другого» (Мишель Турнье), Critique, 1967; 5) «Введение к Человеку-зверю Золя», Cercle precieux du livre, 1967.

Первая серия парадоксов: чистое становление

В «Алисе в Стране Чудес» и «Алисе в Зазеркалье» речь идет о категории очень специфических вещей: о событиях, чистых событиях. Когда я говорю: «Алиса

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×