См. Бенвенист. Общая лингвистика, «Понятие „ритм“ в его языковом выражении» (М.: Прогресс, 1974, с. 377–384). Этот текст, часто рассматриваемый как главный, нам кажется весьма двусмысленным, ибо он обращается к Демокриту и атомизму, не принимая в расчет гидравлическую проблему, а также потому, что он превращает ритм во «вторичную специализацию» телесной формы.
Великая вещь (лат.). — Прим. пер.
Querrien Anne. Devenir fonctionnaire ou le travail de l'Etat, Cerfi. Мы пользуемся этой книгой так же, как и неизданными исследованиями Анн Керьен.
Ср.: Vergez, Raoul. Les illuminés de l'art royal, Julliard.
Desargues. Œuvres, Ed. Leiber (с текстом Мишеля Шаля, где устанавливается непрерывность между Дезаргом, Монжем и Понселе «как основателями современной геометрии»).
Querrien Anne, pp. 26–27: «Конструируется ли Государство на неудаче в исследованиях? <…> Государство не строится, его строительства должны быть краткими. Оборудование создано для того, чтобы функционировать, а не для того, чтобы быть социально конструируемым — с этой точки зрения Государство вовлекает в строительство лишь тех, кому платят, чтобы выполнять приказы или приказывать, и тех, кто обязан следовать за моделью заранее установленного исследования».
О проблеме «лобби Кольбера» см.: Dessert et Journet. Annales, nov. 1975.
Система односторонней родословной, прослеживающей происхождение по мужской линии — Прим. пер.
См. Ibn Khaldoun. Muqaddima, Hachette. Одна из главных тем данного шедевра — это социологическая проблема «телесного духа» и его двусмысленности. Ибн Хальдун противопоставляет бедуинство (как образ жизни, а не как этнос) и оседлость, или городскую жизнь. Первый аспект такого противопоставления состоит в обратном отношении между публикой и тайной: существует не только тайна бедуинской машины войны — в противоположность публичности государственного горожанина; но в первом случае «прославление» проистекает из тайной солидарности, тогда как во втором — тайна подчиняется требованиям социального прославления. Во-вторых, бедуинство одновременно вводит в игру великую чистоту и великую подвижность родословных и их генеалогии, тогда как городская жизнь создает крайне нечистое и, одновременно, жесткое и фиксированное родство: солидарность меняет смысл — с одного полюса на другой. В-третьих, — и это главное — бедуинское родство мобилизует «телесный дух» и интегрируется в него как новое измерение: это — asabiyah [асабийя — групповая солидарность, племенная лояльность (араб.). — Прим. пер.], или ikhtilat [ихтилат — совместное проживание мужчин и женщин (араб.). — Прим. пер.], откуда арабы извлекают имя для социализма (Ибн Хальдун подчеркивает отсутствие какой-либо «власти» вождя племени, не имеющего в своем распоряжении государственного принуждения). В то время как городская жизнь делает из телесного духа измерение власти и собирается приспособить его к «самодержавию».
Главные тексты Гуссерля — Идеи I, § 74 (М.: Дом Интеллектуальной Книги, 1999) и Начало геометрии (M.: Ad Marginem, 1996 — с очень важным комментарием Деррида, с. 156–171). Что касается проблемы неясной, но, тем не менее, строгой науки, то мы можем сослаться на формулу Мишеля Серра, где комментируется фигура, называемая салинон: «Она строга и неточна. А также нечетка, точна или неточна. Лишь метрическое является точным» (Naissance de la physique, p. 29). Книга Башляра, Essai sur la connaissance approchée (Vrin), остается лучшим исследованием о действиях и процедурах, конституирующих всю строгость неточного, и их творческой роли в науке.
