мощного «леща» заспанной и мгновенно притихшей в испуге сестре, наорала на него:
«Ты чего, совсем раскис?! Разлеглись тут! Там же кто-то есть, смотри!»
Проклиная в голос их обеих, измученный Гарпер приподнялся на локте, продрал дико болящие глаза и уставился невидящим взором туда, где несколько секунд назад ему померещился некто.
Как и следовало ожидать, там никого не наблюдалось, и взбешённый собственной доверчивостью, «покупкой» на такие мерзкие «шутки», Питер собрался уже послать к чёрту всех, — и мысли, и желания, — да улечься в уголок поплотнее, как что-то, замеченное самым краем рассерженного сознания, приковало его взгляд.
…Перед «решёткой» с его стороны лежал свёрток. Да-да, самый настоящий свёрток, отливающий подсвеченной синим отливом белизной. И был он довольно добрых размеров. Потратив пару секунд на прикидку вероятности собственного сумасшествия и возможности начала появления разного рода «видений», пленник всё же решился проверить эту теорию на практике. Хотя затем, чтобы уже окончательно успокоиться на предмет наличия при нём либо ума, либо «шизы». Для чего он решительно и не поднимаясь с четверенек, вяло направился к непонятному предмету.
Каково же было его удивление, когда, приблизившись не совсем привычным для себя способом к этому «видению», он ещё издали начал понимать, что это неведомое что-то, принесённое и невесть как брошенное сюда кем-то, есть ничто иное, как бесформенное нечто, завёрнутое в материю. Обычную земную тряпку. Правда, судя по цвету, новую и чистую.
Выведя такое гениальное умозаключение, человек остановился в раздумьях перед тем, что тихо и вроде бы безопасно лежало на полу.
Как любопытный, но уже пуганый зверёк, Гарпер пробовал свёрток рукою издалека и тут же резко отдёргивал руку, не решаясь сперва взять его и сразу же исследовать. Он потрогал его, должно, с десяток раз, прежде чем убедился, что вроде бы не спит. И уверился, что из свёртка не вылезет вдруг какая-нибудь злая сволочь, имеющая своей гадкой целью растрепать его на нитки.
И только тогда он решился взять его в руки.
Что-то очень знакомое на ощупь и непонятно тёплое, влажное и податливое.
Торопливо развернув сей «подарок», Питер едва не вскрикнул от радости и удивления: на большом листе серой обёрточной бумаги, старательно и аккуратно завёрнутой вместе с тканью, покоился увесистый кусок тёплого, сочного и такого аппетитного на вид мяса, по виду говядины, что несчастный, не раздумывая ни секунды, тут же впился в него непроизвольно клацнувшими зубами. Рвал на части, торопливо и жадно, давясь и проглатывая его кусками. При этом в первые два десятка секунд он нимало не озаботился никакими предположениями о том, кто же тот добряк, что прислал такую щедрую и своевременную «посылку». Что будет с его организмом, не видевшим пищи почти неделю. Что это за мясо и как же его умудрились сюда «засунуть».
И лишь когда от «блюда» оставалась едва ли половина, а довольно урчащие теперь голодные гиены внутри него несколько подобрели и отвлеклись, он почувствовал себя несколько лучше и смог начать соображать более-менее нормально.
С некоторым усилием проглатывая очередной кусок почти непрожёванных волокон, он недоумённо озирался на так никуда и не пропавшие линии защиты, что прикрывали арочный проём его «тюрьмы», и пытался сообразить, — кто же был тот таинственный незнакомец, что так быстро и без шума ушёл, не желая назвать себя и дождаться излияний его благодарности?
Как и ожидалось, никаких толковых мыслей по этому поводу у Гарпера так и не возникло. Ну какие могут быть мысли у блохи, затерянной в чреве чужеродного космического скитальца, приготовившего распылить её собственный дом на молекулы?! Особенно насчёт каких-либо «союзников», «друзей» или…
Тут Гарпер даже рассмеялся хриплым смехом, представив себе на миг, как по борту корабля, грозно насупив брови, шляется некая отважная группа захвата, посланная внезапно сбрендившим правительством какой-нибудь чересчур уж отважной страны, решившей в одиночку накостылять по шее пришельцам. Ну, а заодно и подкормить мясцом находящегося в розыске по линии Интерпола всех цивилизованных стран дядюшку Питера. Это, значит, чтоб представить его перед судом не в край исхудавшим, чтоб его шустрые и языкатые адвокаты не подняли шума об издевательствах, царящих в тюрьмах….
Хе-хе!
Отсмеявшись, он вновь глянул в ту сторону, откуда пять минут назад взял свёрток, и едва не поперхнулся.
Как оказалось, в пылу «атаки» на пищу он и не заметил, что на полу, чуть левее того места, откуда он торопливо схватил вожделённый продукт, лежит ещё и продолговатый футляр из чёрного бархата. Размером примерно с маленькую фляжку для коньяка.
Если первый «подарок» его несказанно порадовал и удивил, то второй заинтриговал сверх всякой меры, как существо пытливое и думающее.
На оружие это похоже не было, да и что тут можно было сделать, к примеру, с пистолетом, если там мог бы вдруг оказаться именно он, судя по размерам футляра? Против тонхов, пожалуй, здесь нужна бы базука, да чтобы по персональному заряду на каждого…
Движимый чувством недоумения, Питер потянулся к вещи и подхватил её, чтобы тут же спрятать под рубашку. И настороженно оглядеться. А ну, как кто из обезьян вдруг сюда заглянет, на поднятые-то им шумы счастливой пирушки, — чавканье да довольное сопение? Да и поинтересуется причинами столь праздничного настроения «клиента»? И могут ведь, гады, подвесив его кверху ягодицами, вытрясти из него «запрет», то есть мясо. И надают как следует, презрев установки шефа! Дескать, нашли у арестанта то, что иметь ему не полагается.
А уж узрев какую-то «игрушку» в его руках, сдуру показавшуюся им опасной, могут и башку, не задавая лишних вопросов, проломить своими дубинами… Отчего-то он был уверен, что в этом плане тюремные устои и правила всюду одинаковы.
«Грёбаные питекантропы», — сам сейчас очень сильно смахивающий на раздражённую и не в меру суетящуюся обезьяну, Гарпер, преодолевая ноющую боль в горячих на ощупь суставах, торопливо «поскакал» в свой затемнённый угол, чтобы там, в относительной, по его мнению, безопасности, «распечатать» этот неожиданный и странный «презент».
Его руки предательски подрагивали, когда он сдирал с вещицы её мягкую оболочку. И когда на свет появилось содержимое, с его уст едва не сорвался громкий стон разочарования…
…В своих разом вспотевших ладонях бывший делец держал дешёвенькое, копеечное зеркальце на небольшой пластмассовой рукояти. И из него, из центра обступающей Гарпера тьмы, на расстроенного человека смотрела рожа ну вылитой, окончательно и бесповоротно спившейся макаки, не брившейся и не мывшей свалявшейся лохматой шкуры как минимум две недели. Точнее она просто не помнила…
«Вот так подарок, мать твою! Мать же… так твою!!! Я, безусловно, и сам знаю, что выгляжу несколько хуже князя Лихтенштейн, но так если уж ты, зараза, прислал мне этот осколок, то тогда мог бы озаботиться ещё сюда же, до кучи, и обмылком с лезвием!!! Раз уж ты так печёшься о моём желудке и внешнем виде, козлина!»
Охватившее Питера внезапное бешенство едва не заставило расколотить это недоразумение, эту насмешку дарителя, о стены узилища, однако что-то в сохранившемся уголке сознания, отвечающего за холодность и непредвзятость логической оценки событий, жёстко и властно сказало ему «стоп!».
Выработанная с годами необходимость думать, переросшая затем в настоятельную потребность анализировать и способность сопоставлять увиденное и услышанное с первопричинами явлений, всегда были его коньком.
А потому он уставился на этот, казалось бы, несуразный и нелепый в этом месте объект, напряжённо решая, что ж именно хотел этим сказать тот, кто принёс сюда сие глупое изделие? Не для того ж, наверное, чтобы Гарпер причесался перед ним грязной пятернёй?
И не заявить же в него тупо, в самом деле, «свет мой, зеркальце, скажи»?!
Зеркало… Что он, Питер Гарпер, знает о зеркалах? Он стал быстро пролистывать книгу своих обширных знаний по разным вопросам, — от естественных наук до разного рода прикладных «течений», — и по истечении трёх минут понял, что ничто из приходящего на ум не подходит к его ситуации. Ну, разве что действительно, — расколотить его вдребезги…, и когда прижмёт, вскрыть себе осколками вены…
