Подавив вздох, догоняю своего 'поводыря'…
…Оп! А вот здесь я не был, это точно! И я не мог оставить здесь столько мёртвых тел…
Насколько хватало глаз, весь коридор и большая часть зала были завалены трупами. В исподнем, по пояс и редко — целиком одетыми, они валялись на неспешно, но неумолимо покрываемом вездесущей водою полу в самых разных позах.
Похоже, смерть застала этих людей внезапно. А заглянув из проснувшегося любопытства за выступ стены зала, где широко и как-то… совсем уж бесхозно были распахнуты провисшие на одной петле ворота, и внимательнее вглядевшись в накопившуся по щиколотку воду, всё понял.
…Сдвинутые, перевёрнутые, покорёженные металлические ярусы кроватей, груды разбросанного во все стороны тряпья, сумок и узлов, сорванные с петель ворота и стрелянные гильзы крупного калибра сказали мне, что запертый в «спальне» народ, заслышав сирену, попытался прорваться, выворотив преграждающие путь створки, и был безжалостно, в упор, расстрелян при попытке спастись. Всё ясно, это — лишние.
Это не солдаты в полном понимании этого слова. Новобранцы, «рекруты» из тех сотен, что видели формируемыми Жук и его друзья по несчастью.
На фоне резко ухудшающегося положения самой натуральной, «коренной» военщины, она предпочтёт расстрелять такой «балласт», чтобы потом, в случае неконтролируемости ситуации в целом, не забивать себе голову и не портить нервы и дисциплину, воюя с капризами 'не солдат'. К тому же отпадает масса других забот и тревог в виде кормёжки, обогрева, лечения… Ну, и так далее.
Потому перед моим разбегающимся взором и предстала картина подобного избиения. Здесь их было никак не менее семи сотен, и наполнивший «штольни» и залы тошнотворный запах выбитой наружу требухи что-то никак не хотел навевать мыслей о прекрасном. Только о вечном и унылом.
Усач делал своё «вва-вва» за углом, осевши на пол и даже не замечая, что намочил о бегущую под ним воду штаны.
Мне стоило немалого труда поднять его пинками, и мы двинулись дальше. «Двинулись», пожалуй, слишком громко сказано.
Мы плелись, тащились, ползли, — словом, мучились. Потому как мой «Сусанин» был еле жив от ужаса.
В конечном итоге, беспрестанно понукаемый моим ворчанием и тычками ствола в сутулую спину, он ожил, и мы добрались до какого-то мрачного помещения, из которого в две стороны под острыми углами разветвлялись два коридора.
'Налево пойдёшь — портки потеряешь'…
Похоже, даже усач призадумался. Одно дело шариться здесь при полной безопасности, а другое, когда мозги наглухо «обмазаны» липким клеем животного страха.
Подрастеряешься и на собственной кухне…
Механик пошаркал чуть дальше меня на середину этого 'путевого коллектора', растерянно озираясь и морща лоб, когда в левом проходе мелькнули три шустрые тени…
— Игорёк, Игорёха!!! Да погоди ж ты! — не своим голосом радостно возопил мужик, и ломанулся следом за исчезнувшими силуэтами.
И внезапно упал, сражённый длинной очередью из полумрака туннеля.
Я тут же «прилип» к шершавой кладке, но оттуда больше не стреляли.
Прошло две томительных минуты, и из серой глубины показались осторожно крадущиеся фигуры. Согбенных под тяжестью тащимых на спинах узлов.
'Мародёры, мать их так…'
Даже здесь, даже в такой ситуации, когда все спешно эвакуировались и боролись за жизнь, эти парни не удержались оттого, чтобы не ограбить мертвецов.
Скунсовая, не человеческая порода…
Я не спеша выступил, пошатываясь, из своего закоулочка и три раза, практически не видя целей, выстрелил…
…Теперь я блукал один и под горячечным впечатлением. Уже почти пройдя мимо распростёртых тел, я остановился. Что-то показалось мне до боли знакомым, и я с некоторым трудом, но вернулся, наклонился ниже над одним из 'жмуриков'…
Всмотрелся…
Так и есть. Наш. Тот самый солдатик, что сгинул втихаря. Вот и верь после этого, что человек в состоянии обмануть Провидение…
Не здесь, так там, но его длань тебя настигнет. И перерубит пополам, как шустрого, но глупого, глиста.
Мне оказалось куда проще пережить «свиданку» с беглецом, чем найти для себя единственно нужную, верную дорогу.
Мои внутренние часы подсказывали, что шатаюсь я по бесконечности ответвлений и анфилад комнат около часа.
Я начинал проигрывать забег…
Меня душили злоба и недостаток воздуха, к которым постепенно примешивалась раскладывающая жаркий костёр прямо в моём мозгу головная боль.
Действие препарата давно кончилось, и я начал в полной мере чувствовать себя так, как должен ощущать себя в свои полтораста Бэтмен, у которого внезапно лопнули подтяжки, столько лет безотказно державшие его на стоэтажной высоте, и он с диким ором ушуршал с этого городского Эвереста прямо на загаженный тротуар, под ноги охреневшим фанатам…
Я всё чаще стал запинаться на ходу, погружаясь в секундное забытьё. Кровь дубасила по вискам, ей словно поручили пробить мне в голове хотя бы одну дыру, чтобы сбросить давление и усилить приток кислорода к страдающему мозгу.
Куртку я скинул с себя сразу, как мы выкарабкались из турбинного зала, где я бросил последний взгляд на хладные останки Вилле…
Но мне было нестерпимо жарко, я весь покрылся густым, мелким ковром липкого пота, который, несмотря на длительную «баню» в ледяной воде, не добавлял мне очарования в силу мерзости запаха…
Мне всё чаще хотелось присесть, прислонившись спиною к прохладным пока стенам, прикрыть глаза… и больше не просыпаться.
Борьба с одним только этим искусом откусывала от меня всякий раз всё больший кусок, и если мне ещё что-то мешало сдаться нашёптываниям безвременно ушедшего 'в отпуск' организма, так это нестерпимая ломота черепа.
Едва я только прикрывал с наслаждением глаза, любуясь бордово-жёлтыми переливами на оболочке век, как его подкованное копыто грозило разбросать оба полушария по этому подземелью.
Я со стоном и зубовным скрежетом вставал, держась за стены, и в полубреду телепался дальше.
Я словно не принадлежал сам себе, и тот, новый и безалаберный владелец моего почти разрушенного тела, всё ставил и ставил над ним опыты на тему 'пределы разумной и подсознательной живучести индивидуума в условиях конкретного полуиздоха'.
Я с замиранием хрустящего и недовольного насилием сердца ждал, когда в моих полушариях начнёт пучиться и расти всепоглощающая мгла.
Она пока задерживалась, словно получила от неведомого экспериментатора уведомление с просьбой дать ему немного форы для завершения опыта и сохранения чистоты эксперимента.
И мгла шла ему навстречу, словно ей тоже становилось интересно и забавно наблюдать, как по постепенно, но неуклонно погружающимся во мрак коридорам этих искусственных пещер всё бродит и бродит, как неприкаянное привидение, как забытая заводная кукла, седой и желтолицый спотыкающийся человек. С синяками под полуприкрытыми глазами, с трудом передвигающий ноги, крупно подрагивающие от внезапно укусившей его слабости, но всё ещё сжимающий в руках уже бесполезный автомат, и всё чаще ловящий ладонями сырой камень старых стен…
…Я НЕ ПОМНЮ, сколько я пролежал в отключке после того, как пол предательски накренился, а потом прыгнул мне прямо к лицу.
