Не дожидаясь решения старшего лейтенанта, Войткевич вернулся к подземному ходу и, пригнувшись, гаркнул во мрак:
— Громов!
— Га-а?!.. — гулким далеким эхо отозвалась чёрная глотка подземелья.
— Не жди, рви! Встреча у бабы! — только теперь Войткевич удосужился, высунув голову обратно, вопросительно взглянуть на старшего лейтенанта, руководителя всё-таки операции.
«Если немцы про ход знают… — мучительно поморщился тот. — А похоже, что знают. То ловушка скорее всего действительно, ждёт там, в подземелье. Как ни крути, а прорваться поверху шансов и впрямь больше… — Новик испытующе уставился на морпеха. — Если, конечно, не будет ещё каких-нибудь неприятных сюрпризов».
Но физиономия Войткевича, как уже заметил Саша, в такие минуты становилась особенно безмятежной, можно сказать,
— Ладно! — Новик выдернул из ячейки подсумка немецкую гранату в косой насечке стальной рубашки и принялся откручивать колпачок чеки с длинной деревянной рукоятки.
Этих секунд хватило подумать: «С кем бы и в какую игру и ни играл ты, Яков Осипович, с нами ли, с немцами, игра эта ещё не окончена, и уж лучше играй на глазах. Так хоть шансы равны».
— Пошли… — не оборачиваясь, Новик зашагал к парадно-резным дубовым дверям кабинета.
За ним сдвинулся с места Колька Царь. И наконец крикнув ещё раз в темень хода: — У бабы! — двигаясь по-кошачьи пружинисто, присоединился Яков.
— Два немца… — приостановился у самых дверей Саша, ткнув большим пальцем в себя и Романова. Тот моментально подтянулся и оправил полы серого мундира. — И одна пленная Das Partisanenschwein… — смерил Саша взглядом Войткевича.
— Я не понял… — недобро насупился Яков, взявшись за пряжку ремня с латунным якорем.
— А я понял! — невозмутимо подал голос Колька Царь и бесцеремонно скинул с плеча Войткевича ремень «шпагина». — «Партизанен швайн». Партизанская свинья…
Глава 8. Коридорные страсти
Два немца, два штурмфюрера — унтера СС в полевой форме трусцой поспешали по анфиладе дворца, пронзённой косыми лучами червлёного золота сквозь высокие стрельчатые окна. Поспешали, держа за локти самого традиционного, можно сказать, хрестоматийного «russischen Partisanen» — с бородой, наверняка вшивой, в засаленной тельняшке и вылинявшей гимнастёрке, выпростанной из галифе. Руки партизана были скручены за спиной ремнём. На подозрительные взгляды встречных офицеров разных родов войск и рангов, но одинаковых своим тревожным и вопросительным выражением лиц: «Что, черт возьми, Was ist Dass?», — унтера не обращали внимания, как, впрочем, и на козыряние часовых…
Хотя именно последних им и стоило опасаться. Если для какого-нибудь артиллеристского полковника или корветтен-капитана вся эта гефрайтерская мелочь, суетившаяся под ногами по каким-то своим неведомым делам, была на одно лицо, то вот Фридрих из батальона охраны вполне мог бы узнать Генриха из хозяйственной роты. Да и Генрих видал Фридриха, по крайней мере, в лицо, когда тот приходил на кухню выменять свежую рыбину на коробку шпрот. А вот этих двоих не мог признать ни тот, ни другой; хотя откуда знать в роте — не вернулся ли кто из отпуска во взводе, или наоборот?…
Так что пока везло. Часовые вопросительно хмурились из-под обрезов лаково чёрных касок, посыльные на бегу оборачивались, а русская горничная так просто остолбенела, когда пленный партизан подмигнул ей из-под козырька тёплого барашкового кепи, съехавшего на нос… И жалобно как-то накуксилась. Но рано или поздно навстречу им должен был попасться штурмбанфюрер Гейгер, комендант Гелек-Су, который в лицо (то есть в морду, конечно) знал даже кота Фердинанда, которого и на кухне-то видели чаще всего с тыла, когда тот уже выдирался в форточку, потянув со связки сардельку.
— Проверьте все кабинеты! Простучите панели! Протрусите постели! — отрывисто, с нервной одышкой, командовал Гейгер, расталкивая солдат по дверям кабинетов. — Если надо — порите матрацы! Двигайте всё, что не прибито к полу гвоздями, а что прибито тем более, выкорчевывайте, к чёртовой матери… Впрочем, нет! — спохватился он, поняв, что, пожалуй, погорячился. — Пороть и корчевать не надо, на балансе всё-таки…
И уже вдогонку очередной паре охранников крикнул в глубь очередного кабинета:
— Выбросите все книги из книжного шкафа! Книжные шкафы всегда крутятся во всех шпионских романах. И, вообще, крутите всё, что крутится. Нажимайте всё, что нажимается… — Гейгер торопливо промокнул лоб под фуражкой скомканным платком. — Вы что, не смотрели «Узник замка Вевельсбург»?
Но даже комендант слегка растерялся, потеснился с отделением охраны в сторону, придержав покачнувшуюся на постаменте мраморную Психею. Уж больно озабоченные лица были у конвоиров- эсэсовцев. И только потом, подтолкнув вслед конвою первого попавшегося под руку солдата, спросил как-то совсем по-граждански:
— Sie wessen? Вы чьих будете?
— Абвер, господин штурмбанфюрер! — не замедлил с ответом Новик, щёлкнув каблуками сапог.
— Абвер?… — Гейгер вскинул брови.
Ни унтеров, ни просто Schutze армейской контрразведки он, при всём желании, вспомнить не мог. Тут всё-таки
Гейгер недоуменно нахмурился:
— Что-то я вас не припомню…
Русский партизан вдруг бурно закашлялся, напустил слюны в бороду и попытался вытереть её о плечо, ворчливо чертыхаясь… Надо думать, что чертыхаясь. Один из эсэсовцев, проявив странное милосердие, брезгливо вытер раскрасневшуюся бородатую рожу её же кепи, утеплённым ватином. Второй же тем временем воспроизвёл то, что ему ругательски проворчал сквозь кашель Войткевич:
— Простите герр штурмбанфюрер, мы торопимся, мы ищем гауптштурмфюрера Бреннера.
Гейгер обернулся в зеркальную перспективу анфилады, в направлении, откуда появились эти двое незнакомых эсэсовца с пленным… Собственно, со стороны апартаментов Бреннера они и шли…
— Карла? — Гейгер вернул взгляд обратно. — А разве?… Да вот же он!
Карл-Йозеф Бреннер, действительно, объявился за спинами конвоиров в конце коридора. Громыхнули разбросанные врозь створки дверей, и коридор наполнился гулким бесцеремонным топотом грязных сапог по тисовому паркету, хлопаньем прикладов маузеров по голенищам…
— Карл! — радушно, словно для объятий, распахнул руки Гейгер. — А ваши молодчики уже поймали одного партизана. Кстати, где поймали? — осёкся он на полуслове, перестав выглядывать, за плечо Кольки Царя в форме СС-штурмана. — Надо же туда…
Русский партизан только на секунду извернулся назад, чтобы глянуть, кому там так радостно вопит Гейгер, и в следующую же секунду рванул вбок, к окну. И рывок этот, видимо, был энтузиазма немалого. Оба эсэсмана, не столько влекущие бородача под локти, сколько влекомые его бычьи упорством, едва запнувшись, оказались на низком подоконнике.
— Feuer! — ошеломлённо прошептал Гейгер, отчего-то припомнив давнюю срочную службу в артиллерии. — Огонь!..
На счастье беглеца, наружная, витражная рама по-соборному высокого стрельчатого окна была распахнута. Ему не пришлось вышибать головой свинцовую решётку замысловатого узора. Мусульманский орнамент только сыграл мозаикой разноцветных лучей, когда утеплённое кепи партизана так хрястнуло в тонкое перекрестье внутренней рамы, что Гейгер болезненно поморщился: «Mein Gott!..»
Впрочем, к чести штурмбанфюрера, он же первым и опомнился и стал выдирать винтовку из рук
