– Огородись род от проклятия чрез мой рот, – нараспев произнесла баба Ванда, – защитись род до седьмого колена, до тринадцатого и до двадцать четвертого; проклятие остановись, перед речкой задержись, зацепись за берег, за острые каменья, за черные коренья, там тебе лежать и не бушевать, из- под берега не выходить, проклятый род не губить; слово мое замок, слово мое ключ, сама замкнула, не тебе раскрывать. Язык. Ключ. Замок. Все, открывайте глаза, несколько дней я выторговала.
– Как же мы будем искать отца? – недоуменно спросила Корделия. – А вдруг он вообще из Москвы уехал или умер уже? У мужа есть знакомый в милиции, полковник Ягодкин, может быть, он поможет?
– Мы даже года его рождения не знаем, – растерянно сказала Ниночка.
– Будем искать, – твердо заявила баба Ванда, – есть у меня знакомый один, старейший колдун Москвы, не практикует уже. Старенький совсем, но сил у него еще много. Он лучший специалист по поиску.
– А когда, когда искать будем, баба Ванда? – Корделия в умоляющем жесте нервно сцепила пальцы рук.
– Ой, глупая… – сказала баба Ванда, – да прямо сейчас! Ты фото папашино привезла? – Корделия утвердительно закивала головой. – Вот и чудненько, сейчас только приберу на столе… – Она подхватила семисвечник, понесла его к настенной полке.
Корделия и Нина, не сговариваясь, бросились ей помогать… Как только следы гадания были удалены, все трое направились к выходу. У порога Ванда задержалась, хлопнула себя по лбу:
– Стойте, я на кухню. Надо взять кое-что… Вы идите, я присоединюсь через минуту.
Шофер такси дремал, откинувшись на сиденье. Корделия постучала в стекло, он проснулся, открыл дверцы и потер лицо ладонью, окончательно просыпаясь. Появилась Ванда с пластиковым пакетом в руках. Наконец все расселись: сестры на заднем сиденье, ворожея на переднем пассажирском.
– На Академика Королева, в телецентр? – спросил шофер, повернув к ней голову: он сразу почувствовал, кто тут главный.
– На Сокол, – поправила его Ванда.
Старый колдун жил в семиэтажной красного кирпича сталинке с белыми балконами и такими же порталами подъездов. Лестница была мрачноватая, но довольно широкая. Лифт тоже был старый, чтобы уехать, надо было сначала захлопнуть за собой железную решетчатую дверь, потом закрыть деревянные дверцы кабины, и только после этого нажимать на кнопку. Ниночка ненавидела лифты, а в этом ей стало особенно неуютно, но кабина, кряхтя, подрагивая и издавая скрежещущие звуки, благополучно добралась до пятого этажа.
Баба Ванда подошла к двери, обитой обыкновенным коричневым дерматином, и позвонила три раза. Дверь открылась, и на пороге возникла здоровенная, деревенского вида баба в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. Несмотря на простоватый вид, взгляд у нее был умный и пронизывающий насквозь.
– Привет, Виолетта! – сказала Ванда. – Мы к Семену Семеновичу по очень важному вопросу… Знаю, знаю, что отошел он от дел, – зачастила баба Ванда, не давая Виолетте вставить слово, – сама понимаешь, по пустякам бы беспокоить не стали!
– Папа! – зычно крикнула Виолетта. – К тебе Ванда пришла! Проходите! – сказала она Корделии и Ниночке.
Комната у колдуна была самая обыкновенная, ничего похожего на хрустальные шары или руны здесь не наблюдалось, это было обычное жилище пенсионера, любящего комфорт: старая, советских еще времен, мягкая мебель, большой телевизор в углу и письменный стол с компьютером и монитором. За этим-то столом и сидел колдун, торопливо набивая какой-то текст на клавиатуре.
– Сейчас, погодите маленько, – отмахнулся он от гостий рукой, – закончу абзац, а то мысль потеряю.
Баба Ванда, Корделия и Ниночка тихонько уселись на большой диван и принялись покорно ждать.
Семен Семеныч кликал на клавиатуре по меньшей мере минут пятнадцать, и за это время никто не произнес ни слова. Наконец колдун поставил последнюю точку и блаженно, со скрипом в суставах, потянулся.
– Ну-с, барышни, дело пытаете или от дела лытаете? – спросил он с доброй улыбкой на розовом и гладком, как у младенца, лице.
На носу у колдуна сидели круглые очки в оправе из металлической проволоки. Выцветшие голубые глаза, увеличенные линзами, казались огромными. На лысой голове клубился белый пушок, а вот борода у него была длинная и окладистая, как у Деда Мороза.
– Выручай, Семен Семеныч! – просительно сказала баба Ванда. – Человека одного отыскать надо, срочно.
– У тебя всегда срочно… – ворчливо произнес Семен Семеныч. – Отошел я от дел, вот мемуары печатаю, а они все ходят и ходят…
– Разве бы я осмелилась тебя тревожить, если бы не крайняя нужда, – укоризненно сказала баба Ванда. – Тут вопрос жизни и смерти…
– Ой, только на жалость не дави! Сам знаю, что вопрос жизни и смерти, – неожиданно рассердился колдун. – Ко мне с другими не приходят. Кого искать будем?
– Петра Водорябова, – ответила баба Ванда, – вот их папашу. – Она протянула колдуну черно-белую фотографию, услужливо поданную Корделией.
Семен Семеныч, прежде чем взять в фото руки, просканировал Корделию с Ниночкой пронизывающим, как рентген, взглядом, от которого им стало очень неуютно. Потом так же пристально рассмотрел изображение. Он подошел к шкафу, вытащил оттуда сложенную карту Москвы и области, расстелил на полу. Зажал в пальцах длинную булавку с черным шариком на конце.
– Так, – сказал колдун, опускаясь на колени перед картой, и зажмурился, – он не в Москве, но в России.
Он убрал карту Москвы и вместо нее расстелил другую, гораздо большую.
– Значит, ищем в России, – снова зажмурился колдун, – так… юг, он на юге… где?
Колдун вытянул руку над картой и с силой вонзил в нее булавку, потом открыл глаза.
– Ага, вот, пожалуйста. Петр Водорябов проживает в Абинске, на юге России-матушки. – Семен Семеныч вытащил булавку из карты. – Хорошее место, воздух степной, вольный, а до моря и гор прямо рукой подать.
– Благодарствую, Семен Семеныч! – с чувством сказала баба Ванда, доставая из пластикового пакета упаковку дорогого кофе. – Я тут тебе гостинец принесла, кофе твой любимый. И пошептала над ним, тебе на пользу пойдет.
– Вот и славненько, – потер сухонькие ладони колдун, – отдай Виолетке, пусть на кухню отнесет. Ну ступайте себе, барышни, занят я очень. Времени у меня в обрез… – Он вернулся за письменный стол и снова принялся кликать на клавиатуре.
Баба Ванда подтолкнула в спину Корделию и Ниночку, и они вышли из комнаты колдуна на цыпочках. Виолетта проводила их до двери. В прихожей она и Ванда распрощались как родные, с поцелуями и обещаниями созвониться.
– Ох, – сказала Корделия Ванде, когда они спускались в лифте, – прямо не верится, что все так просто! Этому деду в милиции бы работать опером… Ему бы цены не было.
– Так он и помогал органам, лет сорок с ними общался. Преступлений загадочных видимо-невидимо раскрыл, – без тени улыбки отреагировала на шутку баба Ванда, – теперь на покое. Сколько вот по-вашему ему лет?
– Лет семьдесят, наверное? – предположила Ниночка, а Корделия только кивнула в знак того, что присоединяется к мнению сестры.
– Сто четыре годика! – поведала баба Ванда и рассмеялась, глядя на их удивленные лица.
Они вышли из подъезда, сели в машину.
– Сначала на Сретенку, а потом в Останкино, – сказала баба Ванда шоферу.
Тот кивнул, запустил движок и ловко тронулся с места. Через минуту «Волга» присоединилась к потоку машин на Ленинградском проспекте.
– Искать Петра Водорябова должен чужой человек, привезти его сюда надо не позже чем через четыре дня, обряд надо провести строго в полнолуние, – сказала баба Ванда, оборачиваясь к сестрам со своего
