я бы вас заверила, что не планирую ничего подобного, и, успокоенный, вы попросили бы меня рассказать, о чем эта книга. Открыв ее, вы бы воскликнули: “Но здесь только крохотные цифры, и буквы, и всякие сокращения!” А я бы возразила: “А вы чего хотели? Маленьких картинок звезд, галактик и атомов, вращающихся вокруг формулы E=mc2?”
АХИЛЛ: На это я бы мог и обидеться! Я бы возмущенно сказал: “Ничего подобного!”
ЧЕРЕПАХА: Разумеется, вы бы так и сказали — и были бы совершенно правы. А потом вы бы спросили: “И все же, что означают все эти цифры и буквы?”
АХИЛЛ: Позвольте мне продолжить. Я представляю себе ваш ответ так: “Каждая из страниц — а всего в этой книге около ста миллионов пронумерованных страниц — соответствует одному нейрону и содержит следующие важные сведения: к каким другим нейронам ведут его аксоны, какой критический порог его возбуждения, и так далее. Однако, я позабыла сообщить вам некоторые факты, касающиеся работы мозга — в частности то, что, согласно данным неврологических исследований, происходит в мозгу, когда в нем появляется мысль (особенно, сознательная мысль)”. Тут я бы довольно невнятно возразил, что мысли появляются в уме, а не в мозгу, но вы бы только отмахнулись и сказали бы: “Об этом мы поговорим как- нибудь в другой раз — например, если встретимся когда-нибудь в Люксембургском саду. Но сегодня я намереваюсь объяснить вам содержание этой книги.” Я, как обычно, легко сдамся, и вы продолжите нашу беседу следующим замечанием: “Мысль возникает (в мозгу или в уме, на данном этапе можете выбирать любой вариант), когда группа соединенных нейронов по очереди возбуждаются. Причем речь может идти не о цепи отдельных нейронов, возбуждающихся строго по очереди, на манер цепочки падающих друг за другом костяшек домино, но о нескольких нейронах, одновременно возбуждающих нейроны соседней группы, и так далее. Зачастую соседние с “основным течением” цепочки тоже возбуждаются, но вскоре они успокаиваются, так как интенсивность сигнала в них не достигает критического порога. Итак, мы имеем широкую или узкую “полосу” возбужденных нейронов, в свою очередь передающих энергию другим. Таким образом формируется динамическая цепочка, бродящая по мозгу. Ее маршрут определяется сопротивлением аксонов, которые она встречает на своем пути. Пожалуй, можно сказать, что она “следует по пути наименьшего сопротивления.” После чего я наверняка замечу: “Погодите! Вы тут столько всего наговорили — мне нужно время, чтобы переварить услышанное.” Хорошенько пережевав всю эту информацию и задав еще пару вопросов, я решу, что более или менее понял, о чем идет речь. Вы посоветуете мне, если я заинтересуюсь вопросом и захочу узнать побольше, почитать любую популярную книгу о мозге. Затем вы скажете: “Позвольте мне завершить обсуждение нейронной деятельности коротким описанием памяти — по крайней мере так, как мы ее понимаем на сегодняшний день.” Представьте себе, что блуждающий по мозгу очажок возбуждения — это лодка, скользящая по пруду, вроде тех игрушечных лодочек, которые дети иногда пускают в восьмиугольном пруду Люксембургского сада, месте нашей гипотетической встречи ума с мозгом. Двигаясь по воде, каждая лодочка оставляет за собой след, волну. Совершенно так же оставляет за собой след и путешествующий по мозгу очаг возбуждения. В нейронах, только что возбудившихся и передавших сигнал дальше, в течение нескольких секунд продолжает происходить некая внутренняя активность, возможно, химического порядка. Так достигаются постоянные изменения в нейроне. Это изменение отражается в числах, о которых мы уже упоминали: критический порог возбуждения, сопротивление аксонов и тому подобное. То, как именно изменяются эти значения, зависит от некоторых аспектов внутреннего строения нейрона, которые, в свою очередь, можно закодировать в числовой форме.” Тут я бы воскликнул: “Тогда необходимо записать эти числа для каждого нейрона, вместе со значениями упомянутых порогов и сопротивлений.” На что вы, безусловно, ответили бы: “Глубокомысленное замечание! Не думала, что вы так скоро поймете эту необходимость. Пожалуй, нелишне будет присвоить этим числам специальное название. По-моему, им подходит называться “структуроизменяющими числами” Чтобы поставить точку в нашей дискуссии, я мог бы отпустить следующее замечание: “Структуроизменяющие числа замечательны тем, что они не только описывают то, как изменятся другие числа на странице, но и то, как изменятся они сами, когда через данный нейрон пройдет импульс!”
ЧЕРЕПАХА: Должна сказать, что вам удалось ухватить суть нашего предполагаемого диалога. Я вполне могла бы произнести все реплики, что вы мне приписали. И у меня есть все основания полагать, что и ваши гипотетические высказывания были бы недалеки от действительных. Так к какому же выводу мы пришли? Ах, я совсем запамятовала — ведь все это чисто гипотетическая ситуация! Я представила, что являюсь обладательницей книги, в которой записаны все числовые данные каждого нейрона мозга Эйнштейна в момент его смерти. На каждой странице записаны: 1) критический порог возбуждения, 2) номера страниц, соответствующих нейронам, соединенным с данным, 3) сопротивления соседних аксонов, 4) набор чисел, указывающих, как волноподобное возмущение, вызванное возбуждением данного нейрона, повлияет на остальные числа на странице.
АХИЛЛ: Сказав мне все это, вы бы добились того, чего хотели: объяснили бы мне природу толстой книги в ваших лапах. Вероятно, на этом наш воображаемый диалог закончился бы и мы вскоре бы распрощались. Но не могу не заметить, что замечание, которое вы сделали в этом предполагаемом диалоге о нашей возможной беседе в этом саду поразительно напоминает о ситуации, в которой мы сейчас находимся!
ЧЕРЕПАХА: Какое совпадение! Наверняка это вышло чисто случайно.
АХИЛЛ: Если вы не возражаете, госпожа Ч, мне бы хотелось узнать, как эта воображаемая книга про Эйнштейна могла бы пролить свет на проблему тело-разум. Не могли бы вы мне это пояснить?
ЧЕРЕПАХА: Разумеется, Ахилл, с удовольствием. Надеюсь, что вы не стали бы возражать, если бы я кое-что добавила к этой книге — в конце концов, она же все равно воображаемая!
АХИЛЛ: Не вижу никакой причины возражать. В книге и так уже около ста миллиардов страниц. Еще несколько страниц не повредят…
ЧЕРЕПАХА: Мужественная позиция. Итак, вот что я добавлю: Когда звук достигает уха, воздушные колебания передаются с барабанных перепонок на сложные структуры среднего и внутреннего уха, которые соединены с нейронами, обрабатывающими эту слуховую информацию. Можем называть их “слуховыми нейронами”. Подобным образом, существуют нейроны, в чью задачу входит передавать закодированные приказы определенным группам мускулов. Таким образом, движения руки объясняются возбуждением группы нейронов в мозгу, косвенным образом соединенных с рукой. То же самое можно сказать о движениях рта и голосовых связок. Так вот, в нашей книге нам бы хотелось иметь точные данные о том, как именно слуховые нейроны возбудятся в ответ на любой звук, если нам известна его частота и громкость. Еще одна добавочная глава объяснит нам, как возбуждение любого, управляющего ртом или голосовыми связками нейрона повлияет на мускулы “своего” органа.
АХИЛЛ: Понимаю. Нам бы хотелось знать, как внутренняя структура нейронов изменяется от получения любого звукового сигнала, и как возбуждение некоторых нейронов, связанных с органами речи, может влиять на эти органы.
ЧЕРЕПАХА: Совершенно верно. Знаете, Ахилл, иногда весьма полезно иметь вас поблизости, чтобы перекинуться с вами парой идей. Мои идеи, срикошетив от вас, возвращаются ко мне в очищенном виде. Ваша наивная простота зачастую дополняет мое ученое красноречие.
АХИЛЛ: Позвольте мне вернуть вам этот “мяч”!
ЧЕРЕПАХА: Что такое, что вы имеете в виду? Неужели я сказала что-то неподобающее?
АХИЛЛ: Я полагаю, госпожа Ч, что в обсуждаемом нами толстом томе будут числовые таблицы, предназначенные решить эти задачи. В них можно будет найти ответ каждого слухового нейрона на каждый возможный звук, а изменения формы рта и напряжения голосовых связок Эйнштейна будет там представлены как функция присоединенных к ним нейронов.
ЧЕРЕПАХА: Угадали!
АХИЛЛ: Как может такое подробнейшее описание Эйнштейна быть полезным кому-либо?
ЧЕРЕПАХА: Да никак — разве что какому-нибудь голодающему неврологу.
АХИЛЛ: Тогда зачем вам понадобилось предлагать подобный гигантский том, такой невероятный опус?
ЧЕРЕПАХА: Чтобы потешить мою фантазию, пока я размышляла о мозгах и разуме. Но моя идея может послужить уроком новичкам в этой области.
АХИЛЛ: Вроде меня?
