ЧЕРЕПАХА: Предположим, что наш верный клерк — для смеху назовем его Ахинессом (все сходство с присутствующими случайно, разумеется) — в один прекрасный день отправился вздремнуть и забыл вернуться…
АХИЛЛ: Нечестно! Это двойное человекоубийство! Или правильнее сказать “книгоубийство”?
ЧЕРЕПАХА: Разве это настолько серьезно? Ведь вы оба все еще там, “сразу и целиком”.
АХИЛЛ: “Сразу и целиком”, ба! Но какой в этом интерес, если нас не процессируют?
ЧЕРЕПАХА: Неужели вы предпочитали этот постоянно замедляющийся улиткин шаг?
АХИЛЛ: Любая скорость была бы лучше, даже черепашья. Но скажите на милость, зачем именовать нашего клерка “Ахинессом”? Это слово, знаете ли, слишком напоминает “ахинею”.
ЧЕРЕПАХА: Мне оно больше напоминает ваше имя. Я подумала, как бы вы себя почувствовали, если бы не только были закодированы в форме книги-мозга, но вам же еще и приходилось бы обмозговывать сам процесс — простите за невольную игру слов!
АХИЛЛ: Думаю, что об этом пришлось бы спросить мою книгу. Хотя нет, подождите минутку! Моя книга должна была бы спросить меня! Тьфу, вы меня совсем запутали… Это все ваша путаница уровней — не знаю, откуда вы ее берете, словно специально для меня. Ага! Мне пришла в голову великолепная идея. А что, если бы к книгам прилагалась машина, которая делала бы все вычисления и всю канцелярскую работу и переворачивала страницы. Так мы бы разрешили разом и проблему человеческих ошибок, и этой странной петли, в которую вы пытались меня уловить.
ЧЕРЕПАХА: Предположим. Довольно изобретательный план — но представьте себе, что машина сломалась.
АХИЛЛ: Ну и мрачное же у вас воображенье! Какие изысканные пытки вы для меня уготовили!
ЧЕРЕПАХА: Ничего подобного. Если бы вам об этом не сказали, вы и не подозревали бы о существовании подобной машины — а тем более о том, что она сломалась.
АХИЛЛ: Мне не нравится эта изоляция от внешнего мира. Я бы предпочел, чтобы у меня был какой- нибудь способ узнать, что творится вокруг меня. Я не желаю зависеть от людей, говорящих мне те или иные вещи по собственному выбору. Почему бы не воспользоваться нейронами, которые у живого человека обрабатывают визуальную информацию? Подобно таблицам, содержащим алгоритмы превращения слуховой информации, у нас могли бы быть визуальные таблицы. Они будут изменять числа на страницах книги в соответствии с сигналами телекамеры. Таким образом я смог бы видеть мир вокруг меня и реагировать на события в нем. В частности, я скоро узнал бы о машине, переворачивающей страницы, и о том, какая это толстая книга и сколько в ней страниц и чисел, и…
ЧЕРЕПАХА: Кажется, вы твердо решили помучиться. Теперь вы узнаете о том, что вам грозит: вы “увидите”, при помощи телекамеры и визуальных таблиц, что ваша верная и надежная машина вот-вот сломается. Думаю, что это вас до смерти испугает! И что в этом хорошего? Если бы у вас не было оптической приставки, вы бы никогда не узнали, что делается в окружающем вас мире, и ничего бы не знали о вашем “переворачивателе страниц”. Ваши мысли текли бы спокойно и плавно, не затронутые заботами внешнего мира, в счастливом неведении того, что вам скоро может прийти конец, если сломается переворачиватель страниц. Идиллическое существование! До самого конца никаких забот!
АХИЛЛ: Зато когда машина сломалась бы, я отдал бы концы.
ЧЕРЕПАХА: Правда?
АХИЛЛ: Конечно! Я превратился бы в безжизненную кипу покрытых цифрами страниц.
ЧЕРЕПАХА: Было бы жаль. Но может быть, старине Ахинессу удалось бы снова включиться в процесс там, где машина выбыла из строя.
АХИЛЛ: О, тогда бы я воскрес! Я побыл бы мертвым некоторое время, а потом вернулся бы к жизни.
ЧЕРЕПАХА: Что за странные различия вы делаете. Почему вы считаете, что будете “мертвее”, если машина сломается, чем если Ахинесс оставит вас на некоторое время, чтобы сыграть в бэкгаммон, или прокатиться вокруг света, или заняться превращением собственного мозга в книгу-каталог?
АХИЛЛ: Разумеется, что я буду более мертвым, когда машина сломается, поскольку у меня не будет надежды когда-нибудь снова начать функционировать. А когда Ахинесс уходит по своим делам, он рано или поздно вернется.
ЧЕРЕПАХА: Вы хотите сказать, что когда вы оставлены один, вы все еще живы только лишь потому, что Ахинесс имеет намерение вернуться? Но когда машина сломается, вы умрете?
АХИЛЛ: Это было бы очень глупое определение “живости” и “мертвости”. Безусловно, подобные понятия не должны зависеть от намерений других людей. Это все равно, что утверждать, что электрическая лампочка мертва, когда ее не собираются включать снова. Внутри лампочка не меняется, и это главное. В моем случае важно, чтобы книга содержалась в порядке.
ЧЕРЕПАХА: То есть чтобы она существовала вся сразу? Значит, именно ее присутствие гарантирует то, что вы живы? Так же, как существование пластинки равняется существованию музыки?
АХИЛЛ: Мне пришло в голову кое-что забавное. Представьте себе, что Земля разрушена, и сохранилась лишь одна пластинка с записью Баха. Она попадает в космос. Существует ли еще эта музыка? Не правда ли, было бы глупо ставить ответ в зависимость от того, найдут ли ее когда-нибудь, и будут ли ее слушать человекоподобные существа? Для вас, госпожа Ч, музыка существует как сама пластинка. Возвращаясь к книге, мне кажется, что пока книга существует вся целиком, я все еще присутствую. Но если книгу повредить, я погибну.
ЧЕРЕПАХА: Вы утверждаете, что пока существуют эти номера и таблицы, существуете и вы сами?
Ахилл: Именно так. Самое важное это то, чтобы структура моего мозга оставалась невредимой.
ЧЕРЕПАХА: Если вы не возражаете, у меня еще один вопрос: а что, если бы кто-нибудь украл предисловие с инструкциями по использованию книги?
АХИЛЛ: Пусть немедленно возвращает, а не то… Ведь если вор их не вернет, то мне придет конец! Какой толк от книги без инструкций?
ЧЕРЕПАХА: Значит, вы опять утверждаете, что ваше существование зависит от того, благие или дурные намерения у вора. Ну а что, если бы те несколько страниц унес порыв ветра? Теперь вопрос о намерениях не возникает. Были бы “вы” менее живым в таком случае?
АХИЛЛ: Каверзный вопросик. Посмотрим, так ли я вас понял. Я умираю; мой мозг записывается в форме книги; к книге прилагается инструкция, объясняющая, как обрабатывать страницы книги таким же образом, чтобы изменения цифр на страницах были параллельны возбуждению нейронов в моем настоящем мозгу в данный момент.
ЧЕРЕПАХА: И эта книга вместе с инструкциями валяется на пыльной полке в дальнем углу букинистического магазина. Некто заходит в магазин и натыкается на это уникальное издание. “Вот это да!” — восклицает он, — “книга-Ахилл! Интересно бы знать, о чем она? Куплю-ка я ее и узнаю!”
АХИЛЛ: И пусть не забудет купить также и инструкции — ведь книга и инструкции должны быть всегда вместе.
ЧЕРЕПАХА: Насколько вместе? Под одним переплетом? В одной сумке? В одном доме? На расстоянии мили друг от друга? Неужели ваше существование претерпит изменения, если страницы развеет ветром? В какой именно момент книга потеряет свое структурное единство? Знаете, мне лично погнутая пластинка кажется такой же прекрасной, как и плоская. На взгляд культурного человека, в ней даже появляется некое дополнительное очарование. Один мой приятель считает, что разбитые пластинки более стильные, чем целые. Посмотрели бы вы на его квартиру! У него все стены увешены разбитым Бахом: фрагментами фуг, осколками канонов, кусками ричеркаров. Мой приятель получает от этого громадное удовольствие. Структурная целостность зависит от наблюдателя, мой друг.
АХИЛЛ: Ну, если в роли наблюдателя сейчас я, мне кажется, что если страницы снова собрать воедино, у меня еще будет шанс выжить.
ЧЕРЕПАХА: Собрать вместе в чьих глазах? Когда вы умрете, то если и останетесь наблюдателем, то только в книжной форме. Когда книга начнет терять страницы, почувствуете ли вы, что теряете структурное единство? А когда я, наблюдая извне, решу, что структурное единство необратимо нарушено, должен ли я буду считать, что вы более не существуете? Или же некая “основная часть” вас все еще существует, даже когда ваши страницы рассыпаны? Кто будет об этом судить?
