— Нет-нет, ты замерзал, не мог согреться, и всё время проговаривался про неотступность именно февраля:
С крыш сползает февральский парик,
А февраль поимел с пурги…,
Оставляя следы меж февральских сугробов из хлорки,
И февраль лошадиною мордой над нами покачивал….
Ты даже рассказал мне сон, который приснился тебе 17 февраля 2008 года. Ты видел себя юного, красивого, с длинными до плеч волосами — не в зеркале, а как живого персонажа, находясь рядом и будучи самим собой, уже зрелым человеком, но больным, облысевшим от «химии», сегодняшним. Этим сном с точностью до дня за год обозначена дата твоей смерти. Выходит, как поэт ты способен предвидеть?
— Насколько я в курсе, ты не хотел знать своего будущего, даже чтобы оно случайно промелькнуло перед глазами. Тебе милее было оборачиваться назад — к прошлому. Потому что оно незыблемо и уже состоялось?
— Увы! Но остаётся память.
— Вот мы и дошли до образа Родины. Здесь, как считают откровенные патриоты (к которым ты не относишься, ибо сокровенное не превращал в лозунги), ты наиболее уязвим. Они хотят умереть, до смерти боясь смерти, в России, а не где-нибудь. Ты же заявляешь:
В этой стране умирать не хочу,
Живущий в России — всегда обречённый,
Что мне эта дикая страна, что я — крайний?
Чего ты не приемлешь?
— Бог с ней, с советской! Ты ведь — русский, и имеешь полное право говорить о русском всё по- честному. Главное, что ты думаешь, чувствуешь по-настоящему?