осторожно посадить на ладонь и прошептать:
И коровка расправит жёсткие оранжевые крылышки, а из-под них вылезут тонкие, затрепещут, и она полетит высоко-высоко, в синее пронзительное небо, слепящее раскалённым добела солнцем… И Мира Наумовна поедет в Одессу, к морю. Интересно, какое оно — море? Наверное, большое. Как Днепр без того берега.
Мира Наумовна, тётя Фира и тётя Голда не просто так сидели. Они караулили подушки и перины, разложенные на раскладушках для проветривания. Поглядывали, чтобы не стащили. Хотя кто их стащит? Чужие по Боричеву Току не ходят. Могут пройти почтальонша с раздутой сумкой на ремне, перекинутом через плечо, да детская врачиха Гутман. Но они почти что свои. Могут выскочить бандиты из-за высокого серого забора, ограждающего лес на горке, схватить парочку подушек или даже целую перину — и убежать назад за забор. Поэтому надо следить. Нина тоже следит, но отвлекается. Интересно послушать разговоры взрослых.
— Платье чесучовое готово, спасибо Лизе, — продолжила Мира Наумовна сагу про курортную подготовку. — И сарафан Оля уже пошила.
— Нет, ви только посмотгите, как она постигала! К скамейке подошла толстая Бася и, возмущённо показывая пальцем на вывешенное Зиной бельё, справедливо ожидала поддержки. Гневного осуждения. Бельё должно быть белоснежным, а не таким вот, что от людей стыдно. Бельё — это визитная карточка хозяйки. Если хозяйка не умеет стирать, это, извините, не хозяйка, а.
— Шнарантка! — пренебрежительно пожала плечами тётя Голда.
— И она ещё будет его всем показывать! Когда такое бельё надо пгятать. Пгятать — и всё! Нет, ви такое видели?
— Ой, я вас умоляю, — поддержала общее осуждение тётя Фира. — Когда человек не имеет никакого понятия!
Сама тётя Фира имела понятие. Во двор она всегда выходила в одном из бесчисленных длинных халатов, туго накрахмаленных и тщательно отглаженных, что было непросто, учитывая мельчайшие оборочки. Халаты шились ею собственноручно, из белого в цветочках ситца. Несмотря на безукоризненные халаты, соседки тётю Фиру тоже слегка осуждали — за то, что она красила губы красной помадой и в парикмахерской наводила чёрные брови. То, что она красила волосы чёрной краской, не осуждалось. Мира Наумовна тоже собиралась закрасить седину хной. Попозже. Пока рано. Это она перед самым отъездом сделает.
— Пьять блузок, две панамы, тёплую кофту, когда ветер.
— Вчега ехала в тгамвае на Кгещатик. Очень кгасиво. Вот тут так, и так, и так… — подхватила тряпочную тему толстая Бася.
Жестами показала декольте, пояс на талии, широкую юбку. Весьма неожиданно с её стороны, поскольку, будучи неимоверно толстой и сильно пожилой, до сих пор интереса к нарядам не проявляла. Мира Наумовна взбудоражила всех курортными сборами — и вот результат.
— Так Сема уже успокоился? — спросила тётя Голда.
— Я знаю? — возмущённо ответила Мира Наумовна. — Я ему так и сказала: «Сема, шо такое? Я не имею права повидаться со своей подругой? После того как я отдала тебе свою молодость?»
— А я вам скажу. Он вас ревнует. Ревнует — и всё! — постановила тётя Фира.
— Ой, я вас умоляю! Можно подумать! Я ему так прямо и сказала: «Сема! Не делай мне головную боль! Я имею право?» Так ему просто-таки нечего было ответить!
Промелькнула весна, заполненная последними штрихами сборов в Одессу, и обрушилось лето, настолько небывало знойное, что все завидовали Мире Наумовне, которая вот-вот окунётся в Чёрное море. Дедушка Сема загадочно притих. Мира Наумовна подозревала, что он задумал какую-нибудь пакость, и долгожданная поездка сорвётся. Но он добросовестно отстоял очередь и купил билет в купейный вагон. На нижнюю полку. И даже помог дяде Мише сильно затянуть ремни на чемодане (из толстенной ткани защитного цвета, с автономной деревянной ручкой неизвестно для чего — ведь у чемодана была своя собственная. Но лишняя ручка в дороге не повредит — мало ли что…) И даже сам! заказал по телефону такси на завтра.
Завтра! Завтра все жильцы выйдут во двор и высунутся в окна — все! И те, кто разговаривает друг с другом, и те, кто не разговаривает. И будут провожать Миру Наумовну в Одессу. Смотреть, как подъехала машина с шашечками и зелёным огоньком, а Мира Наумовна в новом чесучовом платье, вышитом гладью, в панаме (уже курортное настроение) и белых парусиновых туфлях, надетых на белые же носочки, идёт по двору, а дядя Миша, пыхтя, втискивает чемодан в багажник. Хорошо бы Нину взяли на вокзал. Она тоже хочет провожать Миру Наумовну в Одессу как можно дольше.
А сегодня — прощальный ужин. Все собрались за столом в комнате. Не в кухне, заметим, как обычно, а именно в комнате, что придаёт ужину настоящую торжественность. Мира Наумовна раскраснелась, её глаза блестят, как в молодости. Она слушает, как ей желают счастливой дороги, и счастливого отдыха, и счастливого возвращения. Дедушка Сема не сияет, но ведёт себя вполне прилично. Без этих своих штучек. И даже лично подходит к телефону и выслушивает пожелания и напутствия родственников и знакомых, которые не смогли, к сожалению, сегодня прийти по уважительным причинам. Телефон трезвонит беспрестанно, так много народа желает Мире Наумовне счастливого пути.
— Шо вы говорите! Шоб я так жил! — вдруг восторженно кричит дедушка Сема и даже порывается пуститься в пляс, но, прижатый почти вплотную раздвинутым столом к подоконнику, только слегка подпрыгивает. Все замолкают и поворачивают к нему головы, заинтересованные внезапным взрывом веселья. Может, дедушка Сема уже таки выиграл в лотерею целый телевизор?
— Ха! Это правда? Вы не ошиблись? Так я вам целую ручки! Такая новость! Такая новость! Ой, какое вам спасибо! Шоб вам жить до триста лет!
Дедушка Сема кладёт трубку и ликующе смотрит на собравшихся. Сквозь ликование явственно проглядывает ирония. И она так раздувается, что превращается в самый настоящий сарказм. Насладившись нежданной радостью, он щедро делится ею:
— Такая радость! В Одессе холера!
От восторга он прижимает к груди руки и кричит Мире Наумовне поверх голов онемевших гостей:
— Одессу? Ты хотела Одессу? Так получи! На! Цим тохес ты поедешь, а не в Одессу! — указывает он на идиш направление, соответствующее месту пониже спины, и немедленно разъясняет причину этого направления:
— Все поезда отменяются! Какое счастье! В Одессе холера!
И это оказалось чистой правдой. Хотя Мира Наумовна ещё долгие годы подозревала, что дедушка Сема нарочно организовал холеру в Одессе. И даже не желала слушать вполне резонные доводы, что это таки полный абсурд.
Когда Сема не хочет отпускать её в Одессу — он может всё!
Страшная тайна
Валерку забрала тётя Оля, а Нине пришлось переезжать к бабушке Лене. Нет, но какая несправедливость! Для того чтобы повезло, надо быть маленьким и противным. Чтобы бабушка Лена
