испугалась. У неё давление. Подумать только, от каких мелочей зависит судьба! Непослушание + давление = Валерка у Оли! А он по малолетству даже не понимает, какое ему счастье привалило! Ему всё равно где ныть.
Там, в квартире напротив, постоянное веселье. Там Лера, Женя и их друзья смеются до позднего вечера, слушают магнитофон, играют на гитаре и поют. Дядя Миша и тётя Фира смотрят футбол и громко кричат. Смотрят хоккей и тоже громко кричат. А если фигурное катание показывают — только изредка вскрикивают. Рядом Оля стрекочет швейной машинкой. Смешно ссорятся Мира Наумовна и дедушка Сема, совсем как в оперетте «Сильва». «Сема, ты меня не любишь! Сема, ты меня погубишь! Мира, ты меня с ума сведёшь!» и так далее. Бабушка Соня шуршит войлочными шлёпанцами по коридору и напевает про майне либере моме. Про дорогую маму то есть.
А у Лены тихо. У неё один Алик. Она его хорошо воспитала, хотя он не сын, а племянник. Уже взрослый. Даже немножечко старый. Двадцать семь лет. Пора бы ему жениться. Он ужас какой красивый! И умеет фотографировать. Закрывается в туалете и проявляет. Иногда разрешает с ним побыть. Таинственно светит красная лампочка, в ванночке с проявителем появляются туманные силуэты. Они становятся всё чётче, и вдруг выныривают знакомые лица. Нина в чёрном балахоне, усеянном звёздами. На голове — серебряный месяц. Это Нина была Ночь. На Новый год. Бабушка Века тогда в выварке марлю кипятила, красила в чёрный цвет. Сильно пахло. Бабушка Лена и Нина звёзды вырезали из серебряных шоколадных обёрток, а бабушка Лиза пришивала… А вот Нина в новом пальто стоит во дворе, мнёт снежок в ладонях. Сейчас в Ромку запустит, но этого не видно… Валерик с Ирочкой Лубан стоят — руки по швам, вытаращились в объектив. Тили-тили-тесто!. Бабушка Лиза сидит во дворе на низенькой скамеечке, в тени у сарая, и смотрит, как Нина с Валеркой гладят щенка. Улыбается… Вот, а потом Алик цепляет мокрую глянцевую бумагу пинцетом за уголок и купает снимки в другой ванночке — с закрепителем. Когда всё высохнет — будут фотографии на память.
В общем, у Лены тоже хорошо. Скучно, зато уютно. Нина несколько раз у неё ночевала. Когда Алик в командировку уезжал. Лена одна боялась. Алик уезжает не то чтобы часто, но бывает. Он инженер. Ездит по своим инженерным делам в город с итальянским названием Тольятти. Мог бы давно на итальянке жениться. Они красивые. Как Софи Лорен. Или Джина с трудной фамилией: Ло-ло-бри-джи-да, вот! Когда он уезжает, Нина спит в маленькой комнатке на тахте. Когда засыпает, свернувшись калачиком, видит прямо перед носом яркий ковёр из разноцветных прямоугольничков. Они расплываются, темнеют и исчезают, а утром вспыхивают под солнечными лучами. Нина жмурится, смотрит в окно и сначала пугается: где Андреевская церковь? Потом вспоминает, что окна выходят на противоположную сторону. Когда лежишь, в окне — пустое небо. Но если подойти и посмотреть вниз, видны крыши, игрушечные двуцветные трамвайчики, снова крыши и — Днепр! По нему летом тоже бегают трамвайчики, только речные, а зимой никто не бегает. Лёд.
У Лены много салфеточек. В дырочку. Называется «ришелье». Самая затейливая лежит на круглом столе в большой комнате, а на ней — ваза. Огромная, из прозрачного стекла, по которому извиваются вишнёвые зигзаги. Паркет блестит, как яичный желток. На 1 Мая и 7 Ноября приходит полотёр и трёт-трёт целый день. Досточки аж вспыхивают. А так Лена раз в неделю сама натирает — и порядок. Ей хорошо, у неё дети с улицы не бегают туда-сюда, песок не носят. Дома бабушки уже рукой махнули на этот паркет. Века даже моет его, что безобразие. И он становится серым и унылым. Нина его жалеет. Иногда. Когда вспоминает. Берёт круглую щётку с ремешком, который надевается на ногу, как у лыжи. Мажет щётку парафином и хоп-хоп-хоп! Танцует как будто твист. Такой новый танец. Дзюбик на перемене показывал. Однажды перестаралась. Взяла мастику — жёлтую, вязкую. Как подтаявший на солнце пластилин. Слишком много. И все прилипали. Ходили: чавк-чавк. После этого бабушка Века щётку и всё остальное попрятала. Сказала: в этом гармыдоре не до паркета.
Лена любит шутить. Вместо «здравствуй» там или «доброе утро» говорит Нине: «Пунэм, покажи лицо!» И добродушно смеётся, прищуривая глаза. Нина сначала не знала, кто эта пунэм. Думала — такая красавица. Потом бабушка Лиза объяснила: «лицо» на идиш. И что получилось? «Лицо, покажи лицо!» Никакого смысла. Зато понятно, что Лена Нину любит. Она и Валерку любит, но всё-таки выбрала Нину. Дождалась во дворе, когда дети из школы вернулись, и так прямо и сказала:
— Ниночка, хочешь у меня пожить? А Валерик к Оле пойдёт. Я уже вещи ваши забрала. Бабушки закрылись. Грипп.
— Ура! — закричал Валерик. — Ура! Хочу к Оле!
— Я тоже… — расстроилась Нина, но спохватилась: —А кто за бабушками будет ухаживать? Я домой пойду.
— Пунэм, не выдумывай, — вздохнула Лена. — Ты что, Веку с Лизой не знаешь? Закрылись — и всё.
Это точно. Звонить и стучать в дверь бесполезно. Всё равно не откроют. Теперь бабушки будут общаться с внешним миром через фонарь. Спрашивать, как дети себя чувствуют. Не заболели ли тоже, упаси Господи. Или удалось вовремя оградить их от инфекции.
— Ну, пошли! — восторженно произнесла Лена, будто приглашала на цирковое представление. Или в кино.
— Как ты не понимаешь, — Нина повторила попытку проявить души прекрасные порывы. — Я триста раз болела всякими ветрянками и ангинами. И бабушки никуда не сбегали. А ухаживали. Я тоже буду.
— Больным нужен покой. Нечего нервы трепать, — строго сказала Лена.
— Ага! Нельзя трепать нервы. Нарушается сон и обед, — внёс свой вклад Валерик. Он легкомысленно обрадовался небольшому, но всё-таки приключению. Пожить у Оли здорово.
— Ладно… — нехотя согласилась Нина, но тут же выпросила льготы — Чур, я только ночевать буду. А так — у Оли.
— Новости, — нахмурилась Лена. — У людей на голове сидеть.
— Ничего не на голове. Это Валерка на голове. Придётся за ним присматривать, — лицемерно вздохнула Нина.
— Ах ты, хитрюга, — засмеялась Лена. — Там видно будет. Пошли.
Интересно, что она там собиралась увидеть? И так понятно, что все вечера Нина проводила у Оли. И менять свои привычки не собиралась.
Продукты и лекарства бабушки заказывали через фонарь. Века надевала марлевую маску с завязочками (неизвестно для чего, ведь окна в фонаре были закрыты) и прислоняла к стеклу тетрадный лист, на котором крупными буквами было написано:
1. Молоко
2. Масло
3. Хала
4. Пирамидон.
Писала Века, у неё почерк понятнее. У бабушки Лизы — медицинский. Получали заказ через дверь. Нина пыталась проникнуть домой, но, после звяканья цепочки, лязга засова и копошения ключа дверь приоткрывалась на самую чуточку, в щель высовывалась Векина рука и утаскивала авоську. И дверь сразу закрывалась: лязг-щёлк-бряк. Всем до свидания.
Очень печальная история. Но, оказывается, даже в печальных историях могут вдруг появиться радостные моменты. Для равновесия. Чтобы не было так грустно. Причём совершенно неожиданно. Представьте: Алик женится! Кажется. Потому что завтра придёт в гости его знакомая девушка. Он так и сказал:
— К нам завтра Света зайдёт. Моя сотрудница. Ага, сотрудница, как же! Сотрудницы просто так по домам не ходят. Всем сразу понятно, какая это сотрудница. Лена разволновалась и давай советоваться с Аликом: что бы такое на ужин приготовить?
— Рыбу фаршированную. С утра на рынок пойду, поищу щуку. А вдруг не найду? Может, на Бессарабку поехать?
— Лена, какая разница? Купи треску.
— Из трески только котлеты… — сомневается Лена. — Слишком просто.
