покроя, а вечером переодевающийся в кожаную куртку и мексиканские сапоги, молодой Бернар ВОКЬЕ (сын Жоржа ВОКЬЕ, председателя междепартаментской комиссии в Сенате) ведет в некотором роде жизнь а ла доктор Джекилл и мистер Найд. Благодаря поддержке своего отца он занимает хорошо оплачиваемый и не слишком обременительный пост в офисе у одного из процветающих биржевых маклеров Парижа. По вечерам он охотно посещает бары фешенебельного Сен-Жермен-де-Пре.
Именно здесь в июле Бернар Вокье завязывает нежные отношения с молодой американской туристкой Кандис Страсберг. Спустя пять недель девушку обнаруживают убитой на юге Франции. Сейчас уже известно, что Бернар условился с ней о свидании в середине августа… на Лазурном берегу!
Можно не сомневаться в том, что сенатору Вокье, несмотря на все его связи внутри правительства, будет очень трудно замять это дело.
— Почему бы тебе не заняться политикой? — спросил он своего сына при встрече в прошлую пятницу.
— Политика не интересует меня, — ответил Бернар.
Этот ответ ясно говорит о том, что, несмотря на некоторую экстравагантность, молодой Вокье не лишен здравого смысла…»
— Ну? — спросил Бонн.
— Что «ну»?
— Вы доигрались, молодой человек. Вы должны понимать, что в нашей профессии скандал недопустим.
— Но ведь это обыкновенный шантаж, господин Бони.
— Я ничего не знаю, — сказал старик. — Ваш отец не должен на меня обижаться, и я даже уверен, что он одобрит мое решение. Денежная компенсация будет вам перечислена.
Бернар понял, что разговор окончен. Неожиданно многое было для него кончено. Он не очень понимал почему, но был даже рад этому.
4
В Вилльфранше, так же как и в Ницце, в старом квартале с узкими, выходящими к порту улицами или в элегантных барах, прилегающих к площади Массена, никто не слышал о преступлении в Бо-де-Провансе. В течение нескольких дней инспекторы Мелотти и Геншар из центрального комиссариата города Ниццы обходили отели, меблированные комнаты, рестораны, пансионы, кемпинги, и каждый раз, когда они задавали вопросы, на них смотрели вытаращенными глазами как на марсиан, говорящих на ультразвуковом языке.
Они обошли все дешевые кабаре и роскошные рестораны, террасы которых выходили на гавань Вилльфранша. Они посетили все низкопробные отели, в которых сутенерство допустимо в некоторые периоды года, когда соединения американского флота стоят здесь на рейде и проститутки со всего побережья слетаются на набережные, привлеченные ритмами тамтама, слышимого только ими.
Инспекторы нашли здесь подтверждение того факта, о котором, впрочем, уже было известно, а именно: Кандис Страсберг пробыла здесь больше недели, а еще точнее — одиннадцать дней, и при этом ни один рыбак, ни один рыболов-любитель, ни один владелец снэк-бара[12], никто из рабочих пляжа или корабельных служащих не заметил в городе присутствия девушки.
Этот заговор молчания только убеждал Мелотти и Геншара в том, что они находятся на правильном пути. Ницца была одним из пяти городов Франции, где разрешалось присутствие лиц, которым запрещалось пребывание в других областях страны, поэтому представители преступного мира чувствовали себя здесь хозяевами, заботясь о процветании местной коммерции. Они не считались с расходами, не скупились на чаевые, но очень не любили, когда посторонние совали нос в их дела. Здесь установился своеобразный статус-кво, и у полицейских было здесь меньше всего шансов на успех.
Тем не менее Кандис действительно появилась в Вилльфранше 16 июля: водитель автобуса вспомнил, что она села в Ницце. Ее узнали также в маленьком дешевом отеле, в котором она провела ночь. Прибыв в Вилльфранш, она несколько раз записала в своей тетради имя Марчелло и даже сочинила в его честь две поэмы, выражаясь условно. Марчелло, известный в городе сутенер, был владельцем виллы в Сен-Згонде. 28 августа, то есть спустя двенадцать дней после убийства Кандис, он был убит в марсельском баре. Это практически все, что было известно полиции. Это было много и одновременно почти ничего.
— Теперь, когда все закончено, — скажет позднее Дани-ель Лебег (она предпочитала называть себя именем Карлин, которое казалось ей более сексуальным), — я могу вам все рассказать. Впервые я увидела ее на птичьем рынке, это было в четверг утром. Она показалась мне очень забавной. Красивой тоже, но главное забавной, смешной. Она была одета черт те как, ела мороженое и торговалась с продавцом попугаев.
Я хотела купить красную рыбку для аквариума. Сейчас я уже не помню, с чего начался наш разговор. Мы сразу стали говорить друг другу «ты», так как были приблизительно одного возраста.
В то время как мы с ней разговаривали, рядом с нами остановилась американская пара, тоже туристы. Мужчине было на вид лет пятьдесят, он был в черных очках и в панаме. Дама казалось чуточку постарше, но она была очень мила. В общем, очень симпатичная пара. Они представились, но я тут же забыла их имена. Мужчина стал рассказывать о том времени, когда он воевал во Франции, потом сказал, что ему очень приятно познакомиться с двумя очаровательными француженками, и он хотел подарить нам попугая. Тогда Кандис сказала ему, что она тоже американка, а он рассмеялся, словно она пошутила. Затем они перешли на английский, но, поскольку я их не понимала, они снова заговорили по-французски, и американцы пригласили нас на обед.
Они хотели купить Кандис попугая, но она отказалась, так как не знала, что с ним делать и чем его кормить, поэтому они купили мне красную рыбку. Я снимала маленькую комнату, выходившую на дорогу Болье. Короче, я пошла в ресторан с красной рыбкой в полиэтиленовом мешке. Я не знала, как ее назвать, и Кандис посоветовала мне назвать ее Зиг-Заг, потому что у нее на спине были две полоски в форме зигзага.
Обед был вкусным, и мы хорошо выпили. Американец опьянел. За десертом он сказал, что ему хотелось бы продать свое дело в Далласе, поселиться здесь и торговать мороженым, что очень рассмешило его жену. Сейчас я вспомнила, что она называла его Норманом. Кандис сделала мне красноречивый жест, означавший, что ей уже надоело и она хочет уйти. Около четырех часов мы все расцеловались, словно уходили на войну, и больше я их никогда не видела.
Эту ночь Кандис ночевала у меня. Перед сном мы пошли с ней в бар, куда я хожу каждый вечер, довольно дешевый бар с глупым названием «Двойной барьер». Там у меня много прятелей, и Кандис имела большой успех, вернее, я бы сказала, что она вызвала большой интерес. Она была не такой девушкой, которая сразу начнет флиртовать, и парни это сразу поняли.
Я не люблю жить с девушками, это всегда кончается ссорой, но с Кандис было легко. Она была аккуратной и тактичной, всегда в хорошем настроении, поэтому, когда на третий день она сказала мне, что уходит, я даже расстроилась. Она сказала, что познакомилась со сносным парнем и несколько дней поживет у него, до своего отъезда. Тогда я еще не знала, о ком идет речь, ну а сейчас это знают все, — сказала в заключение Карлин, стараясь запомнить каждое сказанное ею слово.
Судье Суффри потребовалось восемьдесят девять дней, чтобы установить, что произошло в последующие дни. Каждое утро поступала новая информация из Марселя, Лиона, Парижа, Тулона, Гавра, Авиньона, Ниццы и Сен-Тропеза, но, сам не зная почему, он постоянно возвращался мыслями к Вилльфраншу. Он поставил вопрос, на который до этого дня не могло ответить ни одно полицейское или жандармское ведомство: почему Кандис Страсберг прежде всего решила отправиться в Вилльфранш? Почему именно туда? Почему она сказала Лорану Киршнеру, что это ее «точка приземления»? Если бы это был Сен-Тропез, все было бы понятно: там собирается летом молодежь со всего света. В крайнем случае молодая искательница приключений могла остановить свой выбор на Каннах или Монте-Карло, фигурирующих в рекламах всего мира. Но Вилльфранш… Пустынные набережные под раскаленным
