радостей.
К исходу 27 сентября мы были в столице. Промелькнули Бородинский мост, тесная Смоленская площадь, Арбат, зазеленела листва Гоголевского бульвара. Вот и знакомые желтые стены второго дома Наркомата обороны. Смахнув пыль с сапог, одернув измятую гимнастерку, поднимаюсь прохладными лестничными маршами в привычно темноватый коридор. До чего же прочно и неизменно все в этом здании!
Генерал-майор Л. З. Котляр уже ждал меня. Невысокий, коротко стриженный, торопливо шагнул из-за большого дубового стола:
— Очень рад, что поспешили! Прошу!
Я полагал, что Котляр станет расспрашивать о действиях минеров, и уже прикидывал, что и как сказать ему. Но генерал-майор ни о чем расспрашивать не стал. Озабоченно потирая седеющий ежик волос, заговорил сам:
— Ваш вызов связан с некоторыми событиями и новыми планами Ставки… Обстановка на Юго- Западном вам известна?
Из сводок Совинформбюро я знал, что войска противника вплотную подошли к наспех восстановленному киевскому укрепрайону. Наши войска упорно, в кровопролитных боях отстаивают нашу святыню — мать городов русских…
Котляр вздохнул, догадавшись, о чем я думаю.
— Киев оставлен 19 сентября, — угрюмо сказал он. — Враг угрожает харьковскому промышленному району и Донбассу.
Огромная тяжесть придавила плечи. Киев оставлен?!
Голос генерал-майора Котляра звучал как из-за стены, услышанное не укладывалось в сознании:
— Четыре армии попали в тяжелое положение. Они с боями выходят из окружения. Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение содействовать войскам Юго-Западного фронта в обороне харьковского района массовыми минно-взрывными заграждениями[42] .
Котляр сделал паузу и повторил:
— Ставка приняла решение содействовать войскам Юго-Западного фронта в обороне харьковского района массовыми минно-взрывными заграждениями. В случае продвижения противника надлежит заминировать и разрушить все объекты, имеющие военное значение…
«Все объекты»… И Котляр, и я — мы оба понимали, очень хорошо понимали, что это значит.
И генерал-майор почти ожесточенно закончил:
— Для этой цели создается специальная оперативно-инженерная группа. Ее начальником назначены вы, товарищ полковник.
Я встал со стула.
— Сидите! — остановил Котляр. — Берите бумагу и составляйте заявку на технику.
Придвинул бумагу, снова провел ладонью по волосам:
— Учтите, в вашем распоряжении всего одни сутки. Замахивайтесь только на то, что успеете получить…
Устало опустился в кресло, положил руку на телефон:
— А я сейчас доложу о вашем прибытии. Поедем в Ставку.
Я стал составлять заявку. Решил во что бы то ни стало добиться получения управляемых по радио мин, а также самых новых электрохимических взрывателей и замыкателей замедленного действия.
И вот мы едем по безлюдным улицам затемненной Москвы на прием в Ставку. В Ставке Верховного Главнокомандования нас принимал начальник Генерального штаба Красной Армии Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников.
Я не видел Шапошникова пять лет, с 1936 года. Уезжая в Испанию, я запомнил его подвижным, энергичным, жизнерадостным. На сей раз в глаза бросалась какая-то подавленность и крайняя усталость: маршал сутулился. Под покрасневшими глазами его лежали темно-синие тени. Пальцы часто, нервно постукивали по столу.
Понять состояние Шапошникова было нетрудно. Враг смыкал кольцо блокады вокруг Ленинграда, рвался к Одессе и Москве, только что захватил Киев, фашистские полчища наводнили Белоруссию. Положение на всех фронтах оставалось неимоверно трудным, а после того, что я услышал от Котляра, представилось еще более угрожающим.
Обрисовав обстановку, сложившуюся на Юго-Западном фронте, маршал поглядел мне в глаза:
— Операцию «Альберих» помните?
Конечно, я хорошо помнил эту операцию: в марте 1917 года, совершая вынужденный отход из Франции за так называемую «линию Зигфрида», кайзеровские войска в течение пяти недель проводили массовые разрушения и массовые минирования на площади около четырех тысяч квадратных километров. Военные историки считали операцию «Альберих» самой значительной по массовому разрушению и минированию.
— Так вот, — не отводя взгляда, продолжал Шапошников, — разрушать и минировать в районе Харькова придется на гораздо большей площади, а пяти недель для работы я гарантировать не могу. Действовать придется быстро, товарищ полковник. С собой вы возьмете группу командиров для укомплектования штаба оперативно-инженерной группы и в качестве инструкторов, а также необходимые минно-подрывные средства. Саперные части вам будут выделены командующим Юго-Западным фронтом.
И повернулся к генералу Котляру:
— Заявку подготовили?
— Заявка готова, — сказал Котляр, кивая на меня.
Я протянул исписанные листы. Шапошников взял их, умолк, углубившись в чтение. Я видел, как пальцы маршала берут карандаш.
— С запасом, голубчик, просите, — заметил маршал. — Вы же знаете, со средствами и силами плоховато!
Карандаш уже черкал по заявке.
— Ну ладно, утвердим в таком виде, — сказал Шапошников, ставя свою подпись.
Времени, чтобы рассмотреть поправки маршала, не оставалось: Шапошников уже встал.
— Собирайте людей, получайте мины, взрывчатку и немедленно выезжайте, — сказал он на прощание. — Вам теперь дорог каждый час. И помните: одного несчастного случая…
— При таких темпах и таких масштабах минирования, товарищ маршал…
— Вы отвечаете за полную безопасность мин для наших войск! — с нажимом повторил Шапошников.
И, помедлив, мягче добавил:
— Желаю успеха.
До своей опустевшей квартиры (жена с детьми эвакуировалась) я добрался в четвертом часу утра. Мы с водителем вскипятили чай, перекусили и вытянулись на голых кроватях. У нас было целых три часа для сна! Мы могли спать до семи! В семь надо было подняться, чтобы успеть во множество мест.
День 28 сентября 1941 года запомнился крепко. Восстановить последовательность событий того дня и воспроизвести разговоры не берусь. Но все-таки к ночи я каким-то чудом сумел освободиться от всех дел. Попрощался с Нагорным. Отобрал людей, получил несколько радиомин, взрывателей и замыкателей замедленного действия, тол. Правда, нам требовалось всего этого значительно больше, но что поделаешь — не было в наличии. Выделили для нас и транспорт.
Со мной выезжали в Харьков пятнадцать командиров инженерных войск, несколько инструкторов из ОУЦ и спецподразделение военинженера 2-го ранга Владимира Петровича Ястребова, имеющее на вооружении радиомины[43]. Правда, радиомин выдали только тридцать штук, взрывателей и замыкателей замедленного действия менее трех тысяч, замыкателей, реагирующих на сотрясение, — лишь пятьсот штук, но начинать с этим можно было.
Следовало, пожалуй, заехать в Нахабино, поговорить с молодыми командирами, выделенными в нашу группу, предупредить их об особой секретности задания. Но не смог. В полночь я успел добраться только до
