название женщины. Это значит, что она взрослая, зрелая и имеет своих детей, иначе ей такого титула не удостоиться.) При ходьбе вокруг нее взлетало облако разноцветных ярких одежд.
— Тебе чего? — резко спросила «матушка».
— Пожалуйста, разрешите мне взять немного вот этого, — попросила я, указывая на помидоры.
— А деньги у тебя есть?
— Нет, но я очень хочу есть…
— Тогда ступай прочь отсюда! — закричала она, отгоняя меня от прилавка.
Я отошла к другой торговке и начала все снова. Та ответила:
— Не желаю, чтобы возле меня вертелись нищие попрошайки. Я тут стою, чтобы зарабатывать деньги. Давай, давай, иди отсюда!
Я рассказала ей о себе, сказала, что мне надо найти дядю Ахмеда. Не знает ли она, где живет такой? Я решила, что раз мой дядюшка — зажиточный человек, жители Галькайо должны его знать.
— Слушай, ты бы вела себя потише! А то пришла из пустыни и начинаешь тут разоряться! Так не годится. Ш-ш-ш… Веди себя почтительно. Надо тихонько разговаривать.
Я смотрела на нее, ничего не понимая, и думала: «Боже, о чем говорит эта женщина и как мне вообще с этими людьми разговаривать?»
Невдалеке от нас стоял, прислонившись к стене, какой-то мужчина.
— Девочка, поди-ка сюда! — окликнул он меня.
Взволнованная, я подошла к нему и попыталась объяснить, в чем дело. Человеку этому было на вид лет тридцать — обычный африканец, ничего примечательного, — но лицо у него было открытое, доброе.
— Помолчи немного, — сказал он спокойно. — Я могу тебе помочь, только надо быть осторожнее. Не нужно ходить и кричать во все горло, из какого ты племени. А кстати, из какого?
Я рассказала ему все, что знала о своей семье и дядюшке Ахмеде.
— Ладно, я, кажется, знаю, где он живет. Пойдем, я помогу тебе его отыскать.
— Ой, пожалуйста, очень прошу! Так ты сможешь меня к нему отвести?
— Ну да, пойдем. Не тревожься, найдем мы твоего дядю.
Мы покинули шумный людный рынок и пошли по тенистому переулку. У ворот одного дома мужчина замедлил шаг.
— Ты голодна?
Увы, это было заметно всякому, у кого есть глаза.
— Да.
— Это мой дом. Может, зайдем? Я тебя накормлю, а потом мы отправимся на поиски твоего дяди.
Я приняла его предложение с благодарностью.
Когда мы вошли в дом, меня поразил какой-то необычный запах, совершенно мне не знакомый. Мужчина усадил меня и принес поесть. Как только я проглотила последний кусочек, он сказал:
— Слушай, а может, приляжешь и вздремнешь?
— Вздремну?
— Ну да, отдохнешь немного.
— Нет, спасибо. Я очень хочу отыскать дядю.
— Знаю, знаю. Но сначала давай подремлем вместе. Все равно сейчас, после обеда, время отдыха. А после, уж будь спокойна, мы его отыщем.
— Нет-нет, спасибо. Ты ложись, я не обижусь. А я подожду здесь.
Действительно, было время дневного отдыха, но я не собиралась ложиться с этим посторонним мужчиной. Я уже сообразила, что здесь что-то нечисто. Но я была еще наивной девочкой и как поступить в таких обстоятельствах — просто не знала.
— Послушай, девочка, — сказал он сердитым тоном, — если хочешь, чтобы я отвел тебя к дяде, то лучше ложись и подремли немного.
Я понимала: чтобы отыскать дядю Ахмеда, я нуждаюсь в помощи этого мужчины. И по мере того, как он становился все более настойчивым и требовательным, мне делалось страшно. От страха я и совершила худшее из того, что можно было сделать в этих обстоятельствах: сдалась на его уговоры. Понятно, что как только мы легли на его кровать, он и думать забыл о сне. В два счета этот подлый негодяй взобрался на меня. Я боролась, отворачивалась от него, но тут же получила хороший подзатыльник. «Молчи!» — приказала я себе, но при первой же возможности вырвалась из его объятий и бросилась прочь из комнаты. На бегу я слышала, как он зовет меня, не вставая с постели:
— Эй, девочка, вернись ко мне… — И вслед за этим негромкий смех.
Захлебываясь слезами, я вылетела на затененную улицу и помчалась назад к рынку — там безопасно, там много людей. Ко мне подошла пожилая «матушка», женщина лет, должно быть, шестидесяти.
— Что случилось, дитя мое? — Она крепко взяла меня за руку и заставила сесть. — Ну-ну. Поговори со мной, расскажи, в чем дело.
Но я не могла говорить о том, что произошло. Я была слишком растеряна, да и стыдно о таком рассказывать. Я чувствовала себя непроходимой дурехой — нет, ну надо же быть такой дурой-девчонкой, чтобы войти в его дом и тем самым допустить, чтобы произошло все остальное! Кое-как, без конца всхлипывая, я рассказала этой женщине, что ищу своего дядю, но никак не получается.
— А кто твой дядя? Зовут-то его как?
— Ахмед Дири.
Старуха подняла костлявый палец и указала на выкрашенный ярко-голубой краской дом наискосок от нас, на углу двух улиц.
— Вон там, — сообщила она. — Видишь? Вот это и есть твой дом.
Совсем рядом! Значит, вот он где, только улицу перейти — а я стояла здесь и упрашивала того ублюдка помочь мне найти дядюшку. Уже потом, позднее, я поняла, что когда я ему все рассказывала, он сразу сообразил, кто я и кто мой дядя. Старушка спросила, не отвести ли меня туда. Я мрачно посмотрела на нее, теперь-то я уж никому не доверяла. Но по ее лицу я поняла, что это настоящая «матушка».
— Да, пожалуйста, — попросила я еле слышно.
Мы прошли до угла, и я постучала в дверь голубого дома. Дверь отворила моя тетушка — и уставилась на меня недоуменно.
— Ты откуда здесь взялась?
Старуха повернулась и пошла прочь.
— Тетушка, я пришла! — невпопад ответила я.
— Во имя Аллаха, что ты здесь делаешь? Не иначе, убежала из дому, а?
— Ну-у…
— Я отвезу тебя назад! — твердо сказала она.
Дядя Ахмед, брат отца, увидев меня, удивился не меньше, но особенно его поразило то, что я сумела отыскать его дом. В своем рассказе я опустила некоторые подробности: как разбила булыжником голову водителю грузовика, как меня чуть не изнасиловал дядин сосед. И все же дядя — как ни поразило его то, что я оказалась способна найти дорогу в пустыне и добраться до его дома, — отнюдь не намерен был позволить мне остаться. Дядю волновало, кто же теперь станет присматривать за его стадами, ведь многие годы эта забота лежала на мне, а он за все труды купил мне пару шлепанцев. К тому времени мои старшие сестры и брат ушли из дому. Старшей и самой сильной осталась я, и на меня можно было положиться куда больше, чем на младших.
— Нет-нет, ты непременно должна вернуться домой. Кто же будет помогать отцу и матери в их трудах? И что ты собираешься делать, если останешься здесь? Задницу просиживать?
К несчастью, у меня не было готовых ответов на все эти вопросы. Я понимала: бессмысленно объяснять ему, что убежала-то я из-за папиного решения выдать меня замуж за седобородого старика. Дядя просто посмотрит на меня, как на умалишенную, и скажет:
— И что же? Что? Уорис, ты должна выйти замуж. Твоему отцу необходимы эти верблюды…
Бессмысленно было объяснять и то, что я не такая, как остальные в семье: я очень люблю родителей,
