пришлось повторить всю историю, чтобы Фредди тоже мог послушать. Мы были в шоке и сразу поняли, что теперь тем более мы должны вносить в досье только фальшивые данные. Нам это грозило дисциплинарными наказаниями, но это не могло заставить нас молчать. В конце концов, мы использовали фальшивые имена ради защиты агентов и ради благополучия Службы. При ближайшем рассмотрении, успех оправдывал нас. Но теперь вот пострадал невинный человек.
Кому мы могли сейчас довериться? Мы и так были перегружены работой выше головы и наши силы были на исходе, хотя мы сами себе в этом не хотели признаваться. Упреки, подозрения и инсинуации с верхнего этажа дома № 109 измотали нас. Собственно, мы никому больше не доверяли кроме самих себя. Когда мы поехали дальше, Фредди тихо спросил: – И ты думаешь, мы справимся с этим? Я ответил, не промедлив ни минуты: – Конечно, справимся!
Мы долго размышляли, с кем нам теперь следует поговорить. Это должен был быть человек, который никогда не имел доступа к оперативным досье. Оффенбах! Это имя сорвалось с губ у нас двоих одновременно.
Этот человек полностью владел материалом и был опытен в разведывательном ремесле. Нам он нравился из-за его открытого и заботливого характера. Он нас устраивал во всем. Я попробовал дозвониться к нему. К сожалению, это удалось лишь следующим вечером, потому что он до этого был в командировке. Через пару дней Фредди и я прибыли в Мюнхен. Мы встретились с дамой, ведущей дело 'Козак-2' и с Франком Оффенбахом в нашем привычном отеле 'Бухенхайн'. Оба настаивали на приглашении еще начальника подразделения Ульбауэра. Наконец, я согласился.
10 апреля 1997 года я официально проинформировал отдел безопасности о фальшивых именах агентов и о подоплеке ареста 'фальшивого' 'Рюбецаля'. Ульбауэр попросил меня подготовить письменный отчет о случившемся. Шеф следственного реферата 52 D и его непосредственный начальник Вильгельм, шеф 52-го подотдела (UAL 52), меньше ломали голову над происшествием, чем я. Они прямо и без промедления посвятили в дело находившегося под подозрением Фёртча. Это случилось 16 апреля 1997 года. Ульбауэр и Вильгельм, вместе с их начальником отдела (AL 5), были как раз на празднике, посвященном открытию нового служебного помещения для группы
QB 30.
После возвращения в Пуллах они рассказали Фёртчу об аресте 'Ларри' и о фальшивых данных 'Рюбецаля'. Потом независимо друг от друга каждый из них составил 'запись беседы'. Вот цитата.
_'Мы…, возвращаясь назад, поставили в известность AL 5 об аресте 'поддельного' 'Рюбецаля'… Ульбауэр сидел за рулем, AL 5 сидел рядом с ним, UAL 52 за водителем на заднем сидении. Первая реакция Фёртча была почти панической. Он побледнел и явно потерял контроль над собой. Это было заметно по сильному потоотделению и дрожи по всему телу. Он очень несдержанно реагировал на то, что его проинформировали только сейчас о случившемся, и усиленно делал вид, что совсем не интересуется обсуждением значения этой информации…'_
Сразу же после этого Фёртч начал действовать в том же стиле, как поступал всегда. Он открыто подвергал сомнению мои профессиональные способности и правдивость. Кроме того, он ставил под вопрос правдивость вообще всей операции 'Козак'. Ни он, ни я тогда не знали, что отдел безопасности, кроме 'Рюбецаля', располагал еще другими источниками, дополнявшими своими сведениями общую картину. В любом случае, Фёртча сразу после этого перестали допускать к получаемой информации. Следственный реферат приготовил фальшивое агентурное досье специально для начальника Пятого отдела, чтобы скрыть от него настоящий ход дела. Эту фальшивую папку он много раз брал к себе. Он постоянно тщательно изучал это досье.
Стоит упомянуть, что враждебность и обвинения начальника реферата 13 А достигли своего апогея как раз во время этих последних событий, связанных с делом Фёртча. Это оставило отпечаток на сотрудничестве с Фредди, а также на работе для Службы. Почему нас делали ответственными за информацию, которую поставляли наши источники? БНД в принципе работала какими-то старинными методами. Именно в древности гонца, доставившего плохую весть, казнили. Подобный опыт был у нас уже после операции 'Мяч'. И теперь все повторялось.
Однажды я шел по территории БНД в Пуллахе. Я шел от врача Службы и приближался, идя вдоль восточной стены, к обратной стороне дома 109. Я взглянул на окна. Некоторые из коллег, похоже, хотели впустить в свои кабинеты свежий весенний ветер. Пробивающиеся через молодую зелень деревьев лучи солнца освещали здание. Погода была такой великолепной, что я, несмотря на довольно низкую температуру, на мгновение позабыл о своих печалях.
За пару метров до дома я снова взглянул на окна. Там я увидел человека, внимательно наблюдавшего за мной. Он уперся руками в бока и не двигался. Его взгляд следовал за мной, пока я не исчез за углом в направлении главного входа. Я прошел через старую комнату охраны, в которой уже много лет никто не сидел. Потом я прошел по длинному коридору, свернув в конце его направо. Тут я оказался перед стеклянной дверью, через которую можно было попасть в смежный коридор и на лестничную клетку. Здесь находилось царство Ульбауэра, который, правда, сам сидел чуть дальше, за следующей стрелянной дверью. По лестнице можно было, поднявшись наверх, попасть и в другие подотделы и рефераты Пятого отдела.
Перед первой дверью я остановился и позвонил, как обычно. Прошло какое-то время, пока кто-то прошел долгий путь до стеклянной двери, чтобы открыть ее. Пока я ждал, поглядывая внутрь дома, я увидел за углом стены лестничной клетки два высовывающихся носка туфлей. Значит, там кто-то стоял. Но я не мог отсюда видеть это место. Только если дверь откроется, и я войду, я смогу увидеть стоявшего за углом человека. Кто же там? И почему этот человек не шевелится? Мое сердце забилось сильнее. Вокруг не было видно ни души. Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, одна из сотрудниц, наконец, нажала на кнопку открытия двери.
Тут я взглянул направо в сторону лестницы и увидел человека, о котором я до сей поры знал лишь, что он носит черные мужские туфли. Женщина сильно вздрогнула от испуга, потом немного вымученно улыбнулась и слегка кивнула, как будто хотела кого-то поприветствовать. Я вошел вовнутрь. Когда я приблизился ко второй стеклянной двери, загадочный человек спустился на шаг ниже. Я испугался.
Передо мной стоял Фёртч. На нем была темно-синяя рубашка с закатанными рукавами, распущенный галстук, верхняя пуговица расстегнута. Темные пятна от пота подмышками спускались чуть ли не до ремня. Обе ладони были слегка сомкнуты в кулак. Пот тек по его лбу. Он сверлил меня мрачным взглядом.
Я застыл на мгновение и с усилием выдавил из себя: – Добрый день. Он сначала стоял не пошелохнувшись. Когда дама открыла мне вторую дверь, я вошел в нее и закрыл дверь за собой. Тут Фёртч повернулся и молча опять пошел наверх. Сердце выскакивало у меня из груди. – Боже мой, что же это такое? Это же было просто ужасно, – вырвалось у женщины, – он был похож на призрак самого себя. Он что-то сказал вам?
Заявление об увольнении из БНД
Я тут же рассказал о происшествии Ульбауэру. И тут же мне стало понятно, что мне здесь нечего больше терять. Против этого аппарата я всегда мог бы вытянуть только короткую спичку. После долгого, с обильным потреблением пива, вечера Фредди и я решили завершить нашу командную работу. В следующее воскресенье я написал длинное письмо Ульбауэру и Вильгельму. Когда я его сегодня снова перечитываю, мне становится понятно то психическое состояние, до которого довели нас некоторые господа из БНД.
Чтобы показать это яснее, приведу отрывок из письма.
_* 20 апреля 1997 года
Уважаемый господин Вильгельм, уважаемый господин Ульбауэр,
Сегодня я пишу вам согласно изречению: 'Вы будете смеяться, но я говорю серьезно'. (…(
Потому я с большим сожалением сообщаю вам, что я собираюсь сначала взять отпуск на шесть недель с последующей целью окончательно завершить мою работу для Федеральной разведывательной
