понять, почему Господа — наши… прирожденные Господа.
Были и другие, менее серьезные последствия популярности этой книги. Каждый, кто прочитал ее, каждый, кто что-то представлял собой, стали давать своим детям имена в честь знаменитых собак. Не осталось без внимания ни одно поколение щенков с необычными именами со времен обретавшихся в глубинах семнадцатого века отцов-пилигримов. Достаточно упомянуть хотя бы тех, которые сами сделали свою судьбу: Лада-дог, Бобби-францисканец, Крошка Шиба, Ринтинтин, Красавчик Джо, Проныра или Искатель Неприятностей.
Причиной возвращения Папы на Землю, несмотря на все неприятные ассоциации, связанные с его первым пребыванием на родной планете, был новый роман — продолжение «Собачьей жизни», за который он взялся после небольшой передышки. Его работа проходила в абсолютной тайне. Этот секрет был настолько глубоким, что даже в наиболее трансцендентальные моменты пребывания на Сворке он ухитрялся не позволить Господину проникнуть в него. Потому что это могло бы поставить под сомнение ценность работы как истинно человеческого произведения.
Дни его программы изысканий превращались в недели, недели — в месяцы. Любимая Матушка все скандальнее заявляла о своей скуке, а поскольку Папы не было дома целыми днями, ей не оставалось ничего другого, как изливать свои стенания Плуто и мне. Нам была уготована роль свидетелей чинимых ей бед и партнеров бесконечных робберов в бридж на три руки. Это не очень интересное занятие для мальчиков тогдашнего нашего возраста (мне было семь лет, а Плуто — десять), поэтому при любой возможности мы старались быть от нее подальше. Светлое время дня мы проводили в скитаниях по лесам и обследованиях берегов озер и речушек, которых было неподалеку бесчисленное множество. Заблудиться мы не могли, потому что у каждого был аппаратик, который подсказывал правильный путь обратно к дому буквально на каждом шагу. Мы не соблюдали ни одной меры предосторожности, которыми Любимая Матушка неизменно напутствовала нас. Я уверен, что, если бы нам посчастливилось встретиться с детьми Дингов, мы с удовольствием подружились бы с ними и приняли участие в их диких играх. К тому времени мы с Плуто уже едва выносили друг друга. Отчасти причиной тому была разница в возрасте, отчасти — изоляция от всего мира (за два месяца непрерывного общения терпение лопнет у кого угодно). Мне все же кажется, что первопричина моей и Плуто антипатии лежит в самом центре наших шишковидных желез (ведь недаром Декарт уверяет, что именно в этом органе обитает душа).
Вполне естественно, что именно мы, Плуто и я, обнаружили автомобиль — последнюю модель «фольксвагена». Он был перевернут и уже начал дымиться, когда мы появились. Лобовое стекло изрешечено картечью, водительское сиденье залито кровью. На наших глазах машину охватило пламя, и нам пришлось отойти подальше.
Мы и без лесника легко обнаружили следы Папиной крови у кромки леса. Он несомненно был еще жив, потому что на тропе к лесу осталось достаточно свидетельств борьбы. Раз или два мы громко звали его, но лес оставался нем, как сама смерть. Можно ли подыскать более верную аналогию?
На следующий день команда следователей из питомника Шрёдер нашла остатки погребального костра. Пепел был разбросан по всей лужайке. Господин питомника Шрёдер определил, что пятна крови оставлены Папой и только Папой, а найденное прибитым к стволу дуба ухо исключило всякие сомнения. Это злосчастное ухо отдали Кли. Может быть, как раз этот сувенир она всегда и желала получить от Папы. Любимая Матушка заказала специальный медальон, в котором хранила его как реликвию.
Что касается тела, можно было только предполагать, что Динги тщательно захоронили останки. Никто не сомневался (я и сам чуть ли не уверен в этом), что Господа были в состоянии воскресить Папу, даже если бы из него наделали гамбургеров.
На месте убийства был сооружен монумент. Он представлял собой скульптуру Гава и мистера Кромсай-Тащи. Под бронзовыми фигурами укрепили металлическую дощечку с надписью:
Была на дощечке и цитата из его романа: «Ах, как блаженно рабство!» Позднее монумент был так обезображен Дингами, что страшно вспоминать.
Глава вторая,
в которой мой Господин мною бессовестно пренебрегает, а я в кровь разбиваю брату нос
Господа. Позвольте мне сказать несколько слов о Господах.
Возможно, уважаемые читатели возразят, что, мол, нет нужды в моих жалких потугах поднять избитую и так надоевшую тему Господства. Нынче считается хорошим тоном обходить его молчанием так же, как в третьем и четвертом веках нашей эры было не принято говорить с незнакомцами о Триединстве. Был ли Сын Божий одной субстанцией со своим Отцом, или только похожей субстанцией, или, может быть, точно такой же субстанцией — считалось вопросом совести каждого человека. Эта аналогия простирается еще дальше, потому что Господа были нашими богами, и, хотя их алтари низвергнуты, какая-то легкая аура святости (или нечестивости, что почти то же самое) все еще витает возле мест поклонения и храмов. Когда боги умирают, они становятся демонами и доставляют еще больше беспокойства, чем прежде, если не что- нибудь худшее.
Однако поскольку большинство участников дискуссии о первоисходной природе Господ не имело, в отличие от меня, опыта непосредственного общения с ними, у меня есть законное право заявлять о своем в каком-то смысле апостольском авторитете — уверен, что лишь очень немногие оппоненты позавидуют мне в этом.
Насколько нам дано знать, Господа — это чисто электромагнитный феномен, они созданы из «субстанции», которая не есть ни «материя», ни «энергия», а скорее — какая-то
Как прямое следствие столь удивительных свойств частицы, могущество Господ достигло (может быть, следует говорить «достигает»?) масштабов космоса, а их знания — границ всеведения. Господа были чем-то совершенно неопределенным, но все же чем? О них принято говорить просто как о поле силы (или потенциале силы), по масштабам распространения и величине сопоставимым по крайней мере с магнитным полем Земли. Человечество рядом с ними смехотворно ничтожно, — так зачастую казалось в то время. Так же как для Иеговы в его первые, наиболее антропометрические дни, для них не составило проблемы взять из наших рук бразды правления Землей. Они обладали потенциалом, если не всемогуществом, достаточным для достижения всех
Господа в самом прямом смысле слова были непостижимы. Их следовало принимать как таковых и надеяться на лучшее.
Лучшее, на что можно было надеяться, это — Сворка. Несмотря на тысячи написанных томов, ее определения всегда оставались туманными: приливы знания, затопляющего разум; ощущения, которые сродни установлению связи с наиболее трансцендентальными силами вплоть до центра мироздания; полная
Чем же Сворка была в
Позвольте сперва сказать, чем она не была. Она не была «телепатической связью» с Господами, во
