Корректировщики

Савельев протянул ключи от “темной” комнаты, очень уютного и абсолютно тихого помещения, идеальной капсулы для работы “постовщиков”.

“Полевая” карта внезапно почти погасла: в полном составе ушли венерианские “руты”. Остался только самый сильный — Илья полагал, что Стрельцов. Ну, и прямоугольный Олин сигнал тоже не исчезал.

— Не нравится мне это, — пробормотал Бондарчук.

Будто услышав его, с монитора пропал сигнал Стрельцова, коротко вякнув на прощание. Прямоугольный сигнал остался. Илья метнул дикий взгляд в сторону сканера — нет, сигнал еще не слабел. Когда она выходить собирается?!

Дверь открылась, пропуская незнакомого человека. Иосыч окаменел лицом, глаза нехорошо сверкнули. Мужчина поднял руку в знак того, что его не мешало бы сначала выслушать. Уселся за стол на место Цыганкова, налил себе чаю в свободную чашку, причмокнул губами:

— Люблю чаек… Собственно, чего я пришел-то — я поблагодарить вас хотел. Классно вы сработали. Две тысячи лет у меня не было такой удачи.

Тишина. Мертвая.

— Вы даже не представляете, как сложно было организовать все так, как вышло. Вообще, любое сложное дело может сорваться из-за чепухи. А когда оно состоит из набора чепухи — вот тогда начинается подлинная мука.

Его не теребили с расспросами. Игорь — а это был тот самый загадочный Игорь, не то “мертвяк”, не то вирус Поля, — спокойно допил чай и только тогда продолжил:

— Вы все сделали одну-единственную ошибку. У вас же на руках был прогноз. Я приложил немало усилий, чтоб уничтожить его. Знаете, почему? Потому, что, действуя строго по нему, вы бы исключили возможность моей победы. Но вы меня не подвели. Я рад, — он широко улыбнулся. — Приятно, что тебе оказывают предпочтение перед тем, кто мог бы вас и спасти. Одна деталь: вас же предупредили о существовании промежутка, в который Поле теребить нельзя. Как вы полагаете, если бы от этого взрыва на базе действительно зависела судьба планеты, вас бы стали ограничивать?!

Илья закрыл глаза. Он начинал понимать, как их всех подставили. И на кого был приготовлен капкан в виде антикорректировочной пропаганды.

— Конечно, вы думаете, что от вас ничего не зависело, — смеялся Игорь, — что первый разряд принадлежал стихийному “руту” из Московья, знать не знавшему про прогнозы… Да? А вот и ошибаетесь. Стрельцов загодя заблокировал все “рутовые” входы. Как раз на тот случай, чтоб никто не сорвался с цепи раньше времени. Но его подвел… — Игорь обшарил взглядом зал, уставившись на Савельева. — Да-да, милейший Игорь Юрьевич. Первый выход был ваш. Случайный разряд, прекративший мерцание Поля, а оттого и не замеченный сканерами. Слабенький разряд. Решивший судьбу человечества.

Савельев смотрел прямо и строго. Мертвыми глазами.

— Все достаточно просто. В этот промежуток Поле перестраивалось на самостоятельную работу. Входить можно было либо раньше, тогда Поле вообще не дернулось бы, предоставив высшие права “рутам”, либо позже — и уже останавливать процесс распада, подчиняясь приказам Поля. А вы сунулись в момент переадминистрирования, и тем самым… — Игорь сделал многозначительную паузу. — Между прочим, я даже позволил себе рискованную шутку. Я подкинул идею о возможности зарождения нового Поля. Мне было интересно — додумаетесь или нет? Не додумались. А между тем, Поле, у которого появляется два администратора — внешний и внутренний, в роли которого выступает система саморегуляции, не может решить проблему, кто из них главней. Именно в этот промежуток времени “рут” и Поле обладают равными правами. А потому Поле начало процесс деления, чтобы выполнить два взаимоисключающих приказа. И процесс этот займет ровно тридцать часов. Если за тридцать часов не будет снят один из приказов, Поле разделится, разорвав планету надвое. В роли приказа “рутового” выступает вот этот самый сигнал, — Игорь показал на сканер. — Хотя он сейчас ничего и не делает, просто мечется в поисках выхода. Ваша Оля не может выйти самостоятельно. А потому обречена разделить судьбу всех прочих стихийников.

Илья смотрел в это непримечательное лицо. Остальные переглядывались. Тридцать часов. Оля в Поле уже почти двадцать. Осталось всего десять. А сигнал будет держаться, пока она не умрет. Еще месяц. И единственный выход — сделать так, чтобы сигнал оборвался раньше. Просто уничтожить организм, посылающий сигнал.

“Представь только, что тебе предложат твои тридцать сребреников, твой шанс спасти мир, — за то, чтоб ты меня убил. Неужели откажешься? От тебя уже ничего не зависит. Уже и финал определен. Сейчас ты, может, и скажешь, что не хочешь, а тогда… Когда наступит это “тогда”, ты меня убьешь”.

Она опять не ошиблась.

Игорь встал, горделиво щурясь. Потом пристально посмотрел на Илью, наклонился вперед, оперся о край стола:

— Ты ведь всегда мечтал спасти мир? Да? Даже говорил, мол, это твои тридцать сребреников, за которые ты предашь все и всех. Я дам тебе такую возможность. — Игорь выпрямился, вынул из наплечной кобуры пистолет, аккуратно положил перед Ильей. — Вот твоя возможность спасти мир. Твои тридцать сребреников. Только тебе решать, пристрелить ли Олю ради мира… или обречь человечество на гибель. И у тебя почти нет времени на принятие этого решения.

Илья взял пистолет. Оттянул затвор, проверил обойму. На ладонь выкатился один-единственный патрон.

— Я не стал портить тебе удовольствие, — усмехнулся Игорь. — Подумал, тебе, наверное, будет приятно стоять над ней, решая, куда стрелять. А потом передернуть затвор…

Илья так и сделал. Передернул затвор. Выстрелом Игорю снесло верхнюю половину черепа.

— Дурак, — сказало то, что осталось от головы Игоря. — Ты же все равно этим ничего не изменишь. Зло срываешь? Смешно. Ты вообще больше ничего не можешь изменить. Поздно.

Игорь задрожал и растворился в воздухе. Витька завистливо вздохнул:

— Всю жизнь мечтал услышать такие слова — и их сказали не мне!

Илья пристально посмотрел на него… и понял. Как там Игорь сказал? Стихийный “рут” из Московья?