— Почему – в девяностые? Всегда это было. Ну, может, не всегда. Но сколько я себя помню. И ещё помню, что мы почему-то очень многого боялись. Как-то почти иррационально… беспредметно боялись. В школе двоек боялись, учителей, выговоров… ещё какой-то фигни… Потом в институте – тоже чего-то боялись. Я, когда один зачёт на первом курсе не сдала, чуть не утопилась с горя. Такая трагедия была, просто что-то невероятное…
Правда. Я тоже боялась. В этом тихом, со всех сторон защищённом мире моего детства и юности, я боялась всякой ничтожной мелочи, всякой ерунды. Почему – кто ж теперь поймёт? Но нынешяя-то, нынешняя молодёжь не такова! Она уж точно ничего не боится. Она щедра, беспечна, живёт иными ценностями и мыслит иными категориями…
Я думаю об этом уже наутро, сидя за кафедрой в читальном зале, а молодёжь клубится вокруг, хихикая, шурша конспектами и то и дело выскакивая в коридор, чтобы ответить на чей-нибудь телефонный призыв. Две подружки сидят над энциклопедией голова к голове, тайком грызут вафли и нежно перешёптываются. Потом они подходят ко мне делать копии – и вдруг одна из них спохватывается и оборачивается к другой:
— Слушай! Блин, я кошелёк забыла, прикинь!
— Ну, ты совсем уже, - морщится та.
— Не говори! – соглашается первая. – Главное, заказ уже сделала... вон, уже всё ксерится... И как мне теперь?...
— А я-то чего? – пожимает плечами вторая.
— Да нет, ничего, - вздыхает первая. – Я просто думаю, чего делать.
— Это уж я не знаю, чего тебе делать, - говорит вторая и заталкивает в карман джинсов пачку разноцветных купюр.
— И я не знаю! – сокрушается первая. – Блин! Как же быть-то?.. Слушай! Давай я тебе со своего телефона на твой счёт стольник переведу! А ты мне отдашь сейчас деньгами. Хорошо?
— Вообще-то, у меня на телефоне сейчас достаточно. Мне не надо.
— Бли-ин! Ну, как же быть-то? Я прямо даже и не знаю!
Я смотрю на её метания и уже готовлюсь залепетать, как сентиментальный Пал Палыч, что поверю ей в долг под честное слово, но тут вторая девушка делает ещё одну гримаску и кивает:
— Ну, ладно. Переводи, только быстрее.
— Ой! Вот спасибо! Давай денежку, мне платить надо.
— Погоди. Как это – «давай»? Ты же мне ещё ничего не перевела.
— Ой, да. Правда…
Я смотрю на них, щиплю штемпельную подушку и убеждаю себя в том, что всё – нормально. Нормально. Нет, правда же – нормально. И обе девушки тоже понимают, что нормально. И ни тени трещины между ними – вон, уже опять сидят в обнимку и посыпают энциклопедию вафельными крошками. Сейчас пойду и на фиг отберу у них эти вафли. А то совсем уже…
А вечером буду досматривать «Знатоков». И наплевать, что их служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна, и на второй как будто тоже не видна, и на третий взгляд как будто не видна… Разве в этом дело, в конце концов?
2008/09/20 дети
Ещё немного о кино
Лет десять назад мы смотрели с моим крестником фильм «Монах» по роману Льюиса. Не того Льюиса, который «Нарния», а другого, готического, почти забытого Льюиса. Как-то так получилось, что и я, и мой крестник, умудрились-таки прочитать этот роман – может быть, потому, что как раз в то время вышло его роскошное переводное переиздание, со множеством иллюстраций и цветных вкладок. Сюжет его, если кто помнит, очень готичный и впечатляющий. Некий брат-капуцин, с младенчества воспитывавшийся в монастыре, вдали от мирских искушений, в конце концов вообразил, что он свят и для пресловутых искушений недоступен. Дьявол тотчас же воспользовался ситуацией и подсунул ему самое что ни на есть примитивное искушение в виде рыжеволосой красотки. Монах, натурально, и оглянуться не успел, как с нею согрешил, а затем, как водится покатился по наклонной плоскости всё ниже и ниже; совершил несколько убийств и изнасилований, причём с кровосмешением, был схвачен, изобличён и, чтобы избежать казни, продал душу всё тому же дьяволу – за то, чтобы тот вынес его из темницы. И дьявол вынес его из темницы, но потом резонно заметил, что на этом его обязательства кончаются, и с радостным хохотом швырнул беднягу с высоченной скалы прямо в ад. История весёлая и поучительная, что и говорить. Крестнику моему в то время было лет четырнадцать, и у меня были некоторые сомнения насчёт того, стоит ли ему на это смотреть, но он заверил меня, что прочитал роман от корки до корки – так что, чего уж теперь, поздно пить кефир… И мы уселись смотреть.
Фильм оказался совсем не тем, что мы ожидали. Сюжет там был в общих чертах воспроизведён довольно старательно, но главный герой разительно отличался от своего книжного прототипа. В книге монах изображался жёстким, властным, самовлюблённым гордецом; в фильме же он был робок, нерешителен, и вся беда его заключалась в том, что он подпал под влияние скверной бабёнки и, как сомнамбула, делал всё, что она ему приказывала. Когда же в финале его возвели на костёр, его погубительница улучила минутку и протянула ему книгу с дьявольскими заклинаниями. По этой книге он должен был прочитать клятву, навеки отдающую его в руки нечистого, и тем спастись от костра. И вот – монах смотрит, смотрит на эту книгу, а огонь между тем уже занимается у его ног… и он всё смотрит, смотрит… а потом резко швыряет её в огонь и обращается с молитвой к Господу. И так и погибает с молитвой на устах.
— Как хорошо, что всё хорошо кончилось! – с облегчением сказал мне крестник.
А я поймала себя на том, что ждала, что несчастный монах прочитает-таки нехорошее заклинание и спасётся. Хотя прекрасно понимала, что если он его прочитает, то уж точно не спасётся – ни в коем случае. Но всё равно. Всё равно. Так хотелось оттянуть эту тягостную, бессмысленную гибель. Выгадать у вечности хотя бы ещё пару лет. Пусть ценой предательства, ёлки-палки. Пусть. Лишь бы выгадать. Лишь бы не этот ужас…
— Как хорошо, что всё хорошо кончилось!
Как он это понял в свои четырнадцать лет? Я ему это не объясняла. Всё-таки, я никудышная крёстная.
Пару дней назад уже другой молодой человек - сын моей подруги и тоже мой крестник - шарил по полкам моего шкафа и выкопал откуда-то «Отходную молитву».
— Ух, ты! С Мики Рурком… Старый какой-то, да? А я не смотрел. Давай поставим, а?
— Ты разочаруешься. Это только с виду боевик, а на самом деле мелодрама.
— Фиг с ним, пускай мелодрама. Давай посмотрим.
И мы сели смотреть эту длинную, изобилующую затёртыми штампами, но всё же чем-то неуловимо цепляющую тягомотину. Ирландский террорист по ошибке взрывает школьный автобус, после чего у него что-то случается с головой и он уже не может жить, как раньше. А как жить по-другому – не знает. И вся
