Я до сих пор не могу произносить ее имя.
Я тоже была муравьем когда-то. Давно, в прошлой жизни, когда у меня
было другое имя, когда единственным моим шрамом был маленький
излом на моем животе – после удаления аппендикса.
Я до сих пор помню свой старый дом: тонкие занавески, пахнувшие
гардениями и пластмассой; забрызганный содовой ковер, который мы
ежедневно чистили пылесосом; тишину, тяжелую, как рука. Мой отец
любил тишину. Шум вызывал жужжащий звук у него в голове: похожий
на рой пчел, однажды он сказал мне об этом. Чем громче становилось
жужжание, тем труднее ему становилось думать. Чем труднее ему
становилось думать, тем злее становился он сам. До тех пор, пока он
не разрушал, не разламывал, не разбивал этот звук своим кулаком; до
тех пор, пока не возвращалась тишина.
Мы были водоворотом, постоянно циркулирующим вокруг него,
пытающимся поглотить шум, чтобы он не возвращался.
Я чуть было не утонула в том доме.
- Рэйвен?
Я поворачиваюсь к Тэку, осознав, что он пытается привлечь мое
внимание.
- Что? – интересуюсь я, слишком резко.
- Здесь?
Тэк притормаживает у автостоянки на Двадцать четвертой улице,
практически пустой, за исключением парочки машин. На ней
выстроились в ряд одинаковые дома, холодные и непоколебимые, как
часовой на посту; ставни закрыты от дождя: целая улица подъездов из
темно-красного кирпича, покрытых пятнами от птичьего помета.
- Мы рано, – говорит он.
- У нее семь часов фору, – отвечаю я.
- И все же, пешком… – Тэк пожимает плечами.
- Значит, подождем. Сверни влево на Девятнадцатую. Я хочу
осмотреться.
Северо-Восточный медицинский – клиника, в которой Джулиану
Файнмэну назначено умереть – находится на Восемнадцатой улице;
благодаря радио мы в курсе этой маленькой детали. К моему
удивлению, представителей прессы здесь не так уж много. Опять же,
они могли уже пройти внутрь, чтобы подобрать наилучший ракурс для
своих снимков. Тэк дважды огибает квартал – этого достаточно, чтобы
не вызвать подозрения и при этом успеть обсудить наш план. Он
помогает мне продумать все до конца, затем паркуется и ждет, пока я
пешком исследую периметр, пристально разглядывая входы и выходы;
проверяю близлежащие здания, потенциальные ловушки, тупики и
укрытия.
Мне приходится несколько раз останавливаться, чтобы отдышаться и
перебороть тошноту.
- Нашла место для обхода? – спрашивает Тэк, когда я забираюсь в
фургон.
Я киваю. Тэк осторожно трогается с места, вливаясь в почти
отсутствующий поток машин. Еще одно качество, за которое я ценю
его: осторожность. Даже щепетильность, порой. Но в остальное время
Тэк ведет себя раскованно, свободно – его легко рассмешить,он
