— Он всегда дурака валяет.
— На мой взгляд... Легкая истерика.
— Он всегда в легкой истерике. — Пафнутьев опять посмотрел на заснеженные ветки за окном, словно советуясь с ними. — Ну что ж... Пусть будет, как он хочет. Зови.
— Мне присутствовать?
— Конечно... Ты же ведешь дело... Вдруг возникнет вопрос, на который никто, кроме тебя, не ответит... Зови, — решительно сказал Пафнутьев, сбрасывая со стола в выдвинутый ящик все бумаги, записки, вырванные листки календаря.
Дубовик вышел, и через две-три минуты в дверь раздался деликатный стук.
— Входите, открыто! — громко сказал Пафнутьев.
Дверь тихонько приоткрылась и в узком просвете показалась худая, сероватая физиономия Неклясова. Он улыбался, показывая неестественно белые вставные зубы.
— Позвольте, гражданин начальник?
— Позволяю.
Неклясов вошел игривой походкой, куражливо осмотрелся. Пафнутьев сразу представил, как тот входил в камеру, получая очередной срок. Вот так же, наверно, просовывал голову в дверь, осматривая камеру, заглядывая во все углы и улыбаясь ее обитателям. На Неклясове был черный костюм, белоснежная рубашка, черно-белый галстук в косую полосу, блестящие остроносые черные туфельки. Следом за Неклясовым вошли двое ребят, по размерам своим явно крупнее средних. Лица их были спокойны, даже слегка сонные, но заметил Пафнутьев беспокойный блеск в глазах — знали, что не в простом кабинете оказались, к начальнику следственного отдела прокуратуры пожаловали. Остановившись за спиной Неклясова, они вроде бы остались безразличными, но скосили глаза в сторону Пафнутьева — как тот отнесется к их появлению.
— Неплохое помещение, — проговорил наконец Неклясов, закончив осмотр.
— Встречались и похуже? — поддержал разговор Пафнутьев.
— О! — восхитился Неклясов тонкостью воспитания Пафнутьева и в то же время давая понять, что шутку понял. — Побросала меня жизнь, поносила по белу свету.
— Вы как, с коллективной жалобой? Или у каждого что-то свое?
— У нас одно дело.
— А кто эти граждане? — только сейчас вошел Дубовик, видимо, подбирал документы для разговора. В руках его была папка со вчерашними протоколами и уже готовыми снимками.
— Мои друзья, — небрежно махнул тонкой ладошкой Неклясов. — Позвольте сесть?
— А почему вы без женщины? — спросил Пафнутьев.
— Какой женщины?
— И непонятно, где ваши родители?
— Родители? В деревне... На Брянщине. При чем здесь моя женщина, мои родители? — Неклясов был явно растерян, таких вопросов он не ожидал.
— Ну, я подумал... Что уж если вы захватили с собой друзей, то почему бы не привести заодно и любимых женщин, родителей... Детей... Соседей...
— А! — рассмеялся Неклясов, поняв, наконец, что имел в виду Пафнутьев. — Я смотрю, вы шутник! Это мне нравится.
— — Очень рад, — суховато ответил Пафнутьев.
— Не понял?
— — Я говорю, чрезвычайно рад, что понравился вам. Но принимаю по одному. Скажите" пожалуйста, своим приятелям, чтобы подождали в коридоре.
— А у меня от них нет секретов! — нервно рассмеялся Неклясов. Он явно волновался, не зная, как себя вести, но при своих ребятах не мог уступить, показать зависимость. Стоя у стола Пафнутьева, Неклясов делал гораздо больше движений, чем требовалось — выкидывал в сторону одну ногу, потом другую, поддергивал плечами, будто пиджак никак не мог сесть на нужное место, руки его тоже метались, то взлетая к волосам, то ныряя в карманы.
— Ладно, Володя... Садись, наконец, — Пафнутьев показал на стул. — А они пусть подождут в коридоре. У них, кстати, есть разрешение на оружие?
— Не понял?
— Я смотрю, пиджаки топорщатся... То ли мышцы накачали великоватые, то ли другая причина...
Неклясов несколько секунд неподвижно смотрел Пафнутьеву в глаза, поигрывая маленькими остренькими желваками, сделал судорожное глотательное движение и повернулся к своим амбалам.
— Подождите меня там, — он кивнул на дверь. И те молча, так и не проронив ни слова, вышли, осторожно притворив за собой дверь.
— Хорошие ребята, — сказал Пафнутьев. — Вежливые, послушные, исполнительные... У них, наверно, есть и другие достоинства?
— Есть, — улыбнулся Неклясов белозубо, но на этот раз в улыбке проскользнуло недовольство: его вынудили совершить нечто такое, чего он делать не собирался.
— Слушаю, Володя, — Пафнутьев безошибочно решил, что именно такая вот дружеская доверительность наиболее уместна, она лишает Неклясова какой-то своей злобной уверенности.
Видимо, у Неклясова было что-то с психикой, не мог он вот так просто сказать, зачем пришел, не мог. И когда Пафнутьев предложил сразу изложить суть дела, тот некоторое время молчал. Обеспокоенно оглянулся на Дубовика, который пристроился с папкой у окна, склонил голову, словно прислушивался к самому себе. Положив на стол ладони, он внимательно осмотрел свои лакированные ногти, искоса, даже как-то игриво взглянул на Пафнутьева, но в его шаловливости ощущалась угроза, может быть невнятная, еще не сложившаяся, но угроза. Неклясов привык видеть в людях опасность, знал, что его побаиваются, а встретив здесь спокойное, даже снисходительное внимание, растерялся. Да еще этот — Пафнутьев — он явно посмеялся над ним, спросив о женщинах, родителях, детях.
— Вчера убили моего человека, — произнес наконец Неклясов. — Вам известно об этом?
— Да, — ответил Пафнутьев и не добавил ничего больше, решив, что будет лучше, если не давать Неклясову никаких подсказок.
— Второй тяжело ранен... Его увезли на «скорой помощи». Где он, я не знаю, неизвестно, жив ли...
— Жив.
— Его можно увидеть?
— Конечно.
— Когда?
— В любое время. Как только врачи скажут, что он в состоянии хотя бы узнать вас.
— Так, — что-то в словах Пафнутьева не понравилось Неклясову. Он почувствовал, что не во всем идут ему навстречу, что, несмотря на вежливый разговор, его тихонько отшивают.
— Но вы можете сказать, куда его увезли?
— Разумеется... Надо будет уточнить, — повернулся Пафнутьев к Дубовику.
— Уточним, — кивнул тот.
— Что еще? — спросил Пафнутьев, и в этих двух коротких словечках прозвучало напоминание о том, что гостю пора убираться.
— Одежда, Павел Николаевич... Я правильно назвал ваше имя?
— Что у вас случилось с одеждой?
— Ее изъяли... Мое пальто стоит три миллиона рублей. Павел Николаевич... Я бы хотел его вернуть. И у моих людей тоже изъяли куртки, пальто.
— Изъяли? — Пафнутьев удивился так искренне, что у Неклясова не возникло даже сомнений в том, что гражданин начальник действительно ничего не знает. — Не понял? — Пафнутьев снова повернулся к Дубовику. — Что произошло?
— Дело в том, что вчера этот господин так быстро покинул ресторан и своих умирающих товарищей, что не успел одеться... Убегая впопыхах, не всегда вспомнишь о пальто, даже за три миллиона рублей.
— Что значит впопыхах?! — взвился Неклясов, побледнев.
— Это значит, что вы покинули ресторан так быстро, что даже не успели предупредить владельца... Он
