— Надо же, влип, — не переставал удивляться мужик. — На ровном месте, средь бела дня...
— С кем не бывает, — произнес Пафнутьев утешительные слова. — Не переживай, все утрясется... Жизнь продолжается.
— Это, конечно, да... Но уже без меня, — задержанный сел на заднее сиденье, и Пафнутьев тут же захлопнул дверцу. Водитель, дотянувшись, опустил кнопку запора.
Вика с ребенком расположилась впереди, сам Пафнутьев уселся рядом с задержанным.
— Поехали к нам, — сказал Пафнутьев водителю. — Послушаем этого господина, а там уж будем решать, что с ним делать. Казнить или миловать... Ты где ребеночка-то взял? — повернулся он к мужику.
— Где взял, там уж нет, — ответил тот, вытирая выступившую на лице кровь.
— Ловкач, — усмехнулся водитель.
— Нашел, — сказал задержанный, спохватившись, дошло до него, что здесь ерепениться не следует, надо бы сбавить обороты.
Через несколько минут машина въехала во двор прокуратуры. Пафнутьев подождал, пока задержанный выберется, и тут же повел его в свой кабинет, наказав, чтобы Вику с ребенком водитель отвез домой...
— Прошу! — повторил Пафнутьев, распахивая дверь кабинета. Поколебавшись, мужик вошел вовнутрь, опасливо огляделся. Пафнутьев включил свет, задернул шторы, поставил перед столом стул и показал рукой, садись, дескать.
— Это куда ж я попал, на ночь глядя? — мужик продолжал озираться по сторонам.
— Докладываю, — сказал Пафнутьев, усаживаясь за стол и вынимая бланки протокола допроса. — Ты находишься в городской прокуратуре. Перед тобой начальник следственного отдела Пафнутьев Павел Николаевич. Это я, получается.
Ты задержан при попытке продать ребенка по явно завышенной цене — за три бутылки водки. Объясни мне, пожалуйста, как это все понимать?
— Что понимать? — угрюмо спросил задержанный.
— Хорошо, зайдем с другой стороны... Кто ты есть?
— Человек... А что, не видно, что ли? Человек, — повторил мужик, видимо, и сам в этом уверившись.
— Сомневаюсь. Но это, как говорится, мои личные проблемы — сомневаюсь я или нет.
— Это уж точно.
— Тебя как звать-то? — спросил Пафнутьев доверительно.
— Михаил.
— А по батюшке?
— И по батюшке я тоже Михаил.
— Михаил Михайлович... Красиво звучит. А фамилия?
— Вам-то зачем?
— Ну, ты даешь! — воскликнул Пафнутьев. — Я назвался, как положено... И должность свою скрывать не стал, и фамилию... А ты, вроде, как не родной... Ну?
— Самохин.
— Должность?
— Сантехник.
— Хорошая работа, — одобрил Пафнутьев, занося данные в протокол.
— Это чем же она вам так понравилась?
— Ну, как... Во-первых, очень нужная. Без сантехника жизнь в городе остановится через три дня.
— Это уж точно.
— Заработать опять же можно, правильно?
— Бывает, — Самохин пожал плечами.
— На нескольких работах можно устроиться, частной деятельностью заняться... И потом надо быть мастером в своем деле. Все эти винтики, краники, прокладочки, все этичервяные передачи... А сейчас у людей появилась испанская сантехника, итальянская... Темный лес!
— Это уж точно, — Самохину, видимо, понравилось, что о его работе отзываются так уважительно, с таким знанием дела. — А вы что же, сантехником работали?
— Почему работал? возмутился Пафнутьев. — Я и сейчас работаю. Каждый день что-нибудь ломается то в квартире, то здесь, в прокуратуре... Не звать же вашего брата... Разорите!
— Это уж точно! — усмехнулся Самохин.
— Документы при себе есть? — неожиданно спросил Пафнутьев.
— Что? — Самохин не мог так быстро переключаться с одной темы на другую.А, документы... Не знаю, — он поднял скованные наручниками руки и снова уронил их на колени.
— Что ж, мужик ты свирепый, боюсь я тебя, снимать наручники погожу...Пафнутьев вышел из-за стола и приблизился к Самохину. — Обшарить тебя надо...
— Если надо — обшарьте. Только денег при мне нет.
— Перебьюсь, — ответил Пафнутьев и, пробежав пальцами по карманам, извлек удостоверение, затертое, залитое чем-то жирным и липким, что, тем не менее, подтверждало его подлинность. Была там и фотография владельца. Торжественный, при галстуке, в белой рубашке, но самое главное — Самохин. И тут же были указаны его фамилия, имя, отчество. Пафнутьев убедился, что тот не соврал. — Где работаешь, господин Самохин?
— Ладно, начальник... Допрашивать — допрашивай, а чего обзываться? Не надо меня оскорблять.
— Как же это я тебя оскорбил? — удивился Пафнутьев.
— Какой я тебе господин? Издеваетесь?
— А как же тебя называть?
— Товарищем называйте, гражданином... Можно и Мишей, — Самохин улыбнулся.
— Ладно, — согласился Пафнутьев. — А мама тебя как в детстве звала?
— Да ну, — застеснялся Самохин, — Мих-Мих... Так она звала, царство ей небесное.
— Где работаешь, Мих-Мих?
— Семнадцатое домоуправление.
— Кем?
— Говорил же, сантехником.
— Ребенка там спер?
— Нет. Какие дети в домоуправлении? Там другого добра навалом.
— А где?
— Сколько мне светит?
— Сколько... — Пафнутьев подумал, посмотрел в окно, пожевал губами. — Года три — это точно. А если у тебя еще и слава дурная, то все пять.
— Это что такое — дурная слава?
— Раньше сидел?
— Сидел.
— Значит, слава у тебя дурная. Готовься пять лет отсиживать.
— Многовато...
— Согласен. Но тут от меня уж ничего не зависит.
— Зависит, — упрямо повторил Самохин. — Все от тебя зависит. Не надо мне мозги пудрить. Может, договоримся, а?
— Согласен, — ответил Пафнутьев, не задумываясь ни на секунду. — Готов поторговаться. Что ты предлагаешь?
— Я отвечаю на все ваши вопросы, а вы отпускаете меня на все четыре стороны, — твердо заявил Самохин. — По рукам?
— По ногам, — ответил Пафнутьев и набрал номер Шаланды. Тот оказался на месте. Что-то странное происходило последнее время с Шаландой — он не торопился домой, никуда не торопился, стараясь подольше задерживаться в кабинете.Пафнутьев беспокоит!
— Чем могу? — сдержанно произнес Шаланда.
