И Шаланда, о, простая, бесхитростная душа, дрогнул, склонился в поклоне, руку пожал полыценно, и даже в улыбке его, во взгляде промелькнула зависимость.
Он хотел было представить потерпевшему Пафнутьева, но тот успел замахать руками — не надо, упаси Боже, дай посидеть спокойно и неузнано. Шаланда недоуменно пожал плечами, как хочешь, дескать. И, выйдя из-за стола, с какой-то слоновьей галантностью предложил гостю стул. Тот сел, небрежно закинул ногу на ногу, но, вспомнив, что у него страшная рана в боку, тут же прижал к ней ладонь и закусил губу, сдерживая готовый вырваться стон.
Пафнутьеву достаточно было бросить беглый взгляд на двухметрового детину, чтобы сразу понять, что за человек пожаловал в кабинет Шаланды. Малиновые пиджаки отошли года два назад, но парень, видимо, не мог насладиться им в то время, не позволяли финансовые возможности. Скорее всего, деньги у него появились недавно, и, конечно же, он немедленно исполнил свою мечту, не считаясь с тем, что ни один уважающий себя фирмач такой пиджак не наденет.
Значит, со вкусом у него дела неважные, со здравым смыслом тоже, да и умишко, похоже, слабоват. Декоративный малый, решил про себя Пафнутьев. Скорее всего, шестерка, даже на семерку не тянет. Но тогда как понимать Шаланду, который уж не знает, каким боком повернуться к гостю, какой улыбкой его одарить, о чем таком трепетном спросить?..
Не вслушиваясь в вежливую беседу Шаланды со своим уважаемым гостем, Пафнутьев поднялся, бочком протиснулся к окну и выглянул во двор. Так и есть — на служебной площадке стоял «мерседес» цвета мокрого асфальта. На месте водителя сидел еще один малиновый пиджак в черных очках и с таким же тяжелым, выстриженным затылком. «Видимо, и труп, который лежал где-то в морге, был таким же, разве что без малинового пиджака», — подумал Пафнутьев, но тут же устыдился, осознав, что не ощущает жалости к безвременно погибшему молодому парню от руки престарелого маньяка.
— ...рана оказалась глубокая, но хирург сказал, что ничего важного не затронуто, — донеслись до Пафнутьева слова парня. — Я об одном только жалею — что не добил этого поганого старикашку там же, в подъезде! — неожиданно громко произнес парень и оглянулся на Пафнутьева — хоть и пустой человечишко сидит где-то в углу, но пусть и он знает, кто пожаловал к начальнику милиции, пусть и он оценит силу его гнева и ненависти.
— Не стоило пачкаться, — заметил Шаланда, — Это был бы самосуд. Вы правильно поступили.
— Я полностью уверен, что и Коляна он порешил!
— Этим занимается следствие, — проговорил Шаланда, смущенно косясь в сторону Пафнутьева, который, конечно же, слышал этот пустой разговор. "Откуда у Шаланды, самолюбивого и тщеславного, может быть зависимость от этого красавца?
— озадаченно думал Пафнутьев. — Наверняка тот что-то подарил моему другу Шаланде, наверняка что-то сумел ему сунуть. Или поприжал? Нет, из-за подарка Шаланда не станет вот так пластаться... И запугать его непросто".
— А если будет доказано, что именно старикашка Коляна убил, что ему?
Расстрел?
— Суд решит, — промямлил Шаланда, хотя мог бы совершенно твердо сказать, что за подобное расстрела не полагается, за подобное можно, в худшем случае, получить лет десять. Но, видимо, не хотел расстраивать гостя.
— А я бы таких стрелял на месте! — парень оглянулся на Пафнутьева, догадавшись, наконец, что не зря сидит в углу этот человек, не зря его терпит Шаланда.
— Кажется, ведут, — сказал Шаланда и выразительно посмотрел на Пафнутьева — для него он произнес эти слова, хотел предупредить, дать время подготовиться.
Но Пафнутьев никак на его слова не отозвался — его лицо оставалось таким же сонным. Откинув голову к шкафу, он, кажется, даже немного подремывал.
— Ваш человек? — вполголоса спросил парень у Шаланды, кивнув в сторону Пафнутьева.
— Наш, — сдержанно ответил тот.
В это время открылась дверь, и на пороге возникла сухонькая фигурка невысокого человека со сведенными назад руками. Был он сутул, седые волосы всклокочены, смотрел исподлобья из-под густых, кустистых бровей. Конвоир, видимо, подтолкнул его сзади, и старик резко шагнул в кабинет, но тут же попятился.
— Ну что, батя, фазу тебя добить или постепенно? — поднялся парень во весь свой громадный рост.
Старик не ответил, но и не отвел глаза в сторону, не попятился.
— Спокойно, спокойно, — Шаланда наконец проявил решительность и, выйдя из-за стола, оттеснил парня от старика.
— Все равно ему не жить! — во весь голос заорал парень. — Найду и через десять лет, и через двадцать... Вот этими руками задушу, чтоб знал, от кого смерть принимает и за что! — парень потряс растопыренными ладонями перед лицом старика.
— Начнем очную ставку, — проговорил Шаланда, усаживаясь за стол.Потерпевший, скажите, этот ли человек совершил на вас нападение в подъезде дома, где вы живете?
— Он самый! — кивнул парень. — Этого вонючего старикашку я и среди ночи узнаю. Я его на ощупь узнаю! Почему мне не удавить его там, на лестнице, понять не могу!
— Не все же тебе давить, — хрипло проговорил старик. — И на тебя управа найдется.
— Ха! Заговорил! — не столько возмутился, сколько обрадовался парень.Надо же! Голос прорезался!
— Скажите, гражданин Чувьюров, — вмешался Шаланда. — Признаете ли вы, что совершили нападение на присутствующего здесь Оськина Евгения Николаевича?
В этот момент старик пошатнулся и, чтобы не упасть, оперся рукой о спинку стула. Справившись со слабостью, он снова распрямился.
— Сядь! — Шаланда властно указал на стул, за который только что держался старик. Не глядя, тот нащупал спинку стула и осторожно опустился на него, сложив руки на костистых коленях. — Отвечайте, Чувьюров! Это вы нанесли рану гражданину Оськину?
— Было дело, — кивнул Чувьюров.
— И Коляна ты убил, дерьмо собачье? — взвился Оськин. — Признавайся, сучий потрох! Ты убил Коляна неделю назад?!
Старик поднял голову, в упор посмотрел на красного от злости Оськина и негромко, почти шепотом произнес:
— Сам ты сучий потрох.
Оськин, не сдержавшись, вскочил, шагнул к старику, захватил на его груди все одежки, приподнял так, что ноги старика оторвались от пола, и прошипел в лицо:
— Я тебе этого не забуду! Понял? Подыхать будешь, а меня вспомнишь!
Собственными кишками удавишься!
Рванувшийся из-за стола Шаланда разнял их и снова усадил на стулья.
— Предупреждаю! — заорал он. — Друг друга не касаться! Иначе обоих рассажу по клеткам. — Понял? — обернулся он к Оськину, решившись, наконец, повысить голос. Но тот, кажется, не заметил перемены в поведении Шаланды. — Повторяю — рассажу по клеткам!
Шаланда с грохотом выдвинул ящик стола, вынул штык с черной ручкой и припечатал его к столу рядом со стеклом.
— Твой штык? — спросил он у Чувьюрова.
Тот в ответ лишь криво усмехнулся и отвернулся к окну, где сидел Пафнутьев, молча наблюдавший происходящее.
— Отвечай — твой штык?
— У тебя же спрашивают, пидор ты позорный! — Оськин опять вскочил, бросился к старику, но тот увернулся, попытался было шагнуть к двери, но Оськин догнал его, схватил сзади за лицо и поволок обратно к столу Шаланды. Он так захватил старика, что ладонью перекрыл ему и рот, и нос. Не в состоянии вдохнуть, тот лишь умоляюще вращал глазами. Но Шаланда, видимо, решив проучить гонористого преступника, не торопился придти ему на помощь.
