Вскоре господин Миллер перебрался в Москву, к своей давнишней любовнице Люсе, бывшей продавщице «Военторга» (женитьба на ней гарантировала столичную прописку), и, открыв собственную фирму, деятельно занялся бизнесом: доллары и марки, привезенные из Германии, следовало приумножить. Фирма покупала в ФРГ пользованные ксероксы, доводила их до ума, после чего продавала как новые.
Затем появилась еще одна фирма, покупавшая и продававшая все: от туалетной бумаги и просроченных консервов до металлопроката и технологических разработок.
Затем появилась еще одна фирма, затем еще одна…
И, как следствие, спустя каких-то полгода в офис к Александру Фридриховичу завалилось несколько мрачных бритоголовых уродов, тех, которых на первой волне кооперативного движения называли модным заграничным словом «рэкетиры». Правда, в начале девяностых в Москве на смену этому термину пришел другой — немного угрюмое, зловещее, но такое родное и привычное для русского уха слово «бандит».
«Какая у тебя „крыша“? — последовало сразу после пренебрежительного „здрасьте“.
— Трудно так сразу сказать, — весело ответствовал отставной офицер, прекрасно понимая, что подразумевают вымогатели, — но думаю, что это бетонные перекрытия, толь, шифер…
Диалог продолжался недолго, и спустя пять минут незваные гости были спущены с лестницы:
Александр Фридрихович, бывший в свое время кандидатом в мастера спорта по вольной борьбе, всегда отличался завидными физическими статями.
Удивительно, но именно этот момент стал в послеармейской жизни Миллера переломным! К тому же, как выяснилось, подобным «наездам» подверглись едва ли не все компаньоны по бизнесу, и подавляющее большинство из них согласились идти под бандитскую «крышу». Грамотно просчитав постсоветскую ситуацию в Москве, да и вообще в России, бывший подполковник Советской Армии понял, что являлось на тот момент наибольшим дефицитом: безопасность.
Богачи-скороспелки, все эти бывшие комсомольские секретари, официанты, снабженцы, кладовщики, партработники да недоучившиеся студенты, обалдевшие от быстрых и легких денег, имели, казалось, все, кроме одного: ощущения собственной защищенности. Милиция, суды, прокуратура — все это в условиях дикого рынка продавалось и покупалось.
В России почти не осталось структур, что могли бы противостоять оргпреступным группировкам. Рынок услуг по защите жизни и собственности оказался незаполненным, Александр Фридрихович осознал это одним из первых. А осознав, решил действовать, пока его не опередили.
Торгово-закупочный бизнес, бэушные ксероксы, продаваемые под видом новых, мелкие биржевые махинации — все это было забыто. Дела сворачивались, вырученные деньги копились в несгораемых шкафах в подвале на подмосковной даче Миллера. Александр Фридрихович, вспомнив изречение товарища Сталина, что «кадры решают все», налаживал принципиально новое дело — рекрутировал под свои знамена будущих сотрудников собственной охранной фирмы.
Вот тут-то и пригодились несомненные организаторские способности отставного офицера и старые армейские связи: Миллер собрал костяк будущей структуры в течение каких-нибудь трех месяцев. А выбирать было из кого: недавние командиры разведрот и десантно-штурмовых батальонов, прошедшие Афганистан, Карабах и Приднестровье, профессиональные убийцы из спецназа ГРУ, высококлассные аналитики и прогнозисты Генерального штаба, отправленные на «гражданку» специалисты военных НИИ…
Просматривая документы кандидатов в охранную структуру, всегда спокойный Миллер не мог удержаться от улыбки самодовольства: конверсия и сокращение армии сулили замечательные перспективы в деле подбора кадров.
После регистрации устава и оформления соответствующих лицензий вновь созданная структура, получившая подкупающее название «Центр социальной помощи офицерам „Защитник“, начала действовать.
Однако очень скоро Александр Фридрихович осознал справедливость старой как мир истины: «Против лома нет приема — окромя другого лома». Охранная фирма Миллера предлагала бизнесменам «комплексные услуги по обеспечению безопасности бизнеса, жизни и здоровья», то есть те же услуги, которые навязывали бизнесменам лысые татуированные «крышники».
Подавляющее большинство «бобров», то есть бизнесменов, давно уже были разобраны многочисленными оргпреступными группировками российской столицы, а те, что по недосмотру еще оставались самостоятельными, не очень-то спешили доверить свой бизнес, свои жизни и свое здоровье пусть и бывшим офицерам элитных частей, но все-таки людям посторонним. А коли так, навязывать «комплексные охранные услуги» приходилось силой и хитростью.
Схема вырисовывалась сама по себе: сперва к несговорчивому бизнесмену приходили крепкие ребята с военной выправкой, демонстративно сбрасывали на пол телефоны, факсы и компьютеры, предлагая платить двадцать процентов прибыли. На размышления давалась неделя. За день до назначенного срока в офисе появлялись другие крепкие ребята, тоже с военной выправкой, и за пятнадцать процентов вежливо обещали избавить перепуганного коммерсанта от первых. Если не помогало и это, первые или вторые крепкие ребята имитировали бандитский «наезд», и, когда несговорчивый бизнесмен мысленно прощался с жизнью, неожиданно появлялись третьи крепкие ребята, тоже, естественно, с военной выправкой и в образцово-показательном рукопашном бою побеждали наглых вымогателей.
В отличие от первых и вторых, эти отличались скромностью, желая и впредь получать за свои геройства всего ничего, каких-то двенадцать или даже десять процентов. В большинстве случаев схема срабатывала: в начале — середине девяностых российские бизнесмены были еще настолько глупы и неопытны, что просто не могли не купиться на очевидную туфту.
Таким образом частная охранная структура, призванная защищать честных предпринимателей от бандитских посягательств, исподволь превратилась в оргпреступную группировку. Правда, от большинства столичных бандитов людей Миллера отличала не только профессиональная выучка, но и железная дисциплина; невыполнение приказа, как и в армии, расценивалось как предательство и пособничество врагу.
Естественно, профессиональные вымогатели не могли не отреагировать, тем более что вскоре миллеровцы, почувствовав силу, принялись потихоньку наезжать на «чужих» бизнесменов, переадресовывая «налог на охрану» на себя. Первой отреагировала ухтомская группировка, возмущенные бандиты забили «воякам» стрелку на Дмитровском шоссе. «Вояки» на стрелку не приехали, что было расценено ухтомцами как признание поражения.
Впрочем, торжествовали они зря: едва кавалькада бандитских иномарок на обратном пути подъехала к Московской кольцевой, путь ей внезапно преградил огромный бензовоз. Взрыв был ужасен: в радиусе километра из окон повылетали стекла; видимо, кроме бензина, автоцистерна была заряжена и тротилом. Пять человек погибли в огне, еще семеро были доставлены в ожоговый центр…
Последовало еще несколько разборок, правда, без пиротехнических эффектов. Затем в течение нескольких недель при загадочных обстоятельствах погибли несколько не в меру борзых бандитов среднего уровня, предлагавших «разобраться с вояками». Все это заставило говорить о «защитниках» всерьез.
«Вояки» вроде бы заняли свою нишу в мире Москвы бандитской, но умный Миллер понимал, что до полной победы еще далеко.
Россия середины девяностых представляла собой огромную теневую структуру «крыш», «бригад» и общаков (собственно говоря, представляет и поныне). Притом одни «крыши» в большинстве случаев перекрывали другие, что напоминало китайскую пагоду с кровлями, блинами уложенными друг на друга.
«Общаки», как вольные, так и зоновские, незримо связывались между собой на манер сообщающихся сосудов, и лидеры криминалитета всех мастей, как могли, регулировали этот процесс.
Мафиозный мир всегда стремится к равновесию, это общеизвестно.
Нарушение в системе кровообращения криминальной экономики нарушало столь хрупкое равновесие. И уж если с «защитниками» не получилось договориться с позиции силы, оставалось договориться полюбовно. Тем более что криминальная ситуация в России не течет плавно, а летит, несется со скоростью пули, выпущенной из спецназовского автомата «Кедр», и выигрывает тот, кто раньше других оценит новые веяния.
Старые, «нэпманские» «воры в законе» постепенно уходили в небытие; те, кто еще оставался в живых, воспринимались как нечто мифологическое, легендарное, эдакие ходячие экспонаты истории советского
