немного отвратительного чаю, я поставила чашку на стол.
— Прошу вас, продолжайте, — обратилась я к старухе. — Пожалуйста, расскажите еще о моей матери.
— На сегодня с меня хватит, — вздохнув, решительно произнесла она. — Мне плохо.
Но старуха уже не казалась больной. Она внимательно смотрела на меня, как будто чего-то ждала.
Я порылась рукой в платье, достала несколько банкнот, которые спрятала в нижней юбке, и положила их на стол.
— Пожалуйста, — взмолилась я.
Она проследила за движением моих рук, и у меня снова задрожали пальцы. Руки налились такой тяжестью, что их уже невозможно было поднять.
— Твоя мать, — сказала старуха, — вернулась в Харбин, чтобы найти тебя. Но все русские, кто жил там, сбежали, и теперь она не знает, где тебя искать.
Я сглотнула. К горлу подступил комок, и стало трудно дышать. Я попыталась подняться, чтобы открыть окно и впустить в комнату свежий воздух, но ноги не слушались меня.
— Но коммунисты… они же убьют ее… — пробормотала я. Руки свело судорогой, а горло сжалось. — Как она смогла выехать из России? Границу охраняют советские солдаты… — Старуха начала расплываться у меня перед глазами. — Это же невозможно…
— Возможно, — ответила старуха, вставая и подходя ко мне. — Твоя мать такая же, как ты. Порывистая и решительная.
Живот скрутило. Лицо полыхало огнем. Я бессильно откинулась на спинку стула, потолок поплыл перед глазами.
— Откуда вы знаете про мою мать? — спросила я.
Старуха рассмеялась. От ее смеха у меня похолодело внутри.
— Я наблюдаю, слушаю разговоры, о чем-то догадываюсь, — объяснила она. — К тому же у всех рыжих очень развита сила воли.
Внезапно я почувствовала острую боль в боку. Посмотрев на чашку, я все поняла.
— Моя мать не рыжая, — из последних сил прошептала я.
Старуха подняла надо мной руку с ожерельем. Я даже не пыталась его выхватить. Я уже смирилась с тем, что оно потеряно. Послышался звук открывающейся двери, раздался чей-то незнакомый голос. Затем — ничего. Темнота.
В сознание меня вернули громкие мужские голоса. Они о чем-то спорили. От их криков звенело в ушах. Яркий солнечный свет резал глаза. В груди болело. Что-то лежало у меня на животе. Я скосила глаза и увидела, что это моя рука. Кожа на ней была исцарапана и покрыта синяками, под изломанными ногтями — грязь. Пальцев я не чувствовала, и, когда попробовала пошевелить ими, ничего не вышло. Нога упиралась во что-то твердое. Я попробовала подняться, но в голове так загудело, что пришлось снова опустить голову.
— Я не знаю, кто она, — говорил один из мужчин с сильным акцентом. — Она зашла в мой трактир уже в таком виде. Я догадывался, что эта девушка из приличной семьи, потому что на ней всегда хорошая одежда.
— Так ты ее и раньше видел? — спросил второй мужчина. Его выговор походил на индийский.
— Она приходила в мой трактир два раза. Имя свое не называла, но всегда расспрашивала о России.
— Она очень красивая. Может, она тебе понравилась?
— Нет!
Со второй попытки мне удалось подняться и опустить ноги на пол. От резкого притока крови к голове меня затошнило. Когда я наконец смогла различать то, что находилось вокруг, мой взгляд сфокусировался на решетке. Господи, неужели я в тюремной камере? Дверь открыта, а я сижу на скамье у стены. В одном углу была раковина для умывания, а под ней ведро. Цементные стены сплошь покрыты рисунками и надписями на всех языках, какие можно себе представить. Я посмотрела на свои босые ноги. Как и руки, они были в грязи и царапинах. По всему телу прошла дрожь. Ощупав себя рукой, я поняла, что была в одной нижней юбке, белья на мне не оказалось. Я вспомнила мужчину, которого видела в коридоре. Отсутствующий взгляд, шрамы на руках. Наверное, он был сообщником старухи. Я расплакалась. Раздвинув колени, я провела; рукой между ног.; Следов травм не было. Потом я вспомнила про ожерелье и разревелась во весь голос.
В камеру вбежал молодой полицейский. У него была гладкая и темная, как мед, кожа. На красивой форме у плеча висели аксельбанты, а волосы были спрятаны под головным убором. Он одернул китель, прежде чем опуститься рядом со мной на колени.
— Есть ли кто-нибудь, кому вы можете позвонить? — спросил он. — Боюсь, вы стали жертвой ограбления.
Очень скоро в полицейский участок приехали Сергей и Дмитрий. Сергей был так бледен, что были видны вены, проступавшие под кожей. Дмитрию приходилось поддерживать его под локоть.
Сергей привез с собой платье и пару туфель.
— Надеюсь, Аня, они подойдут, — взволнованным голосом сказал он. — Мне их Мэй Линь подобрала.
Обнаружив на раковине грубый кусок мыла, я умылась.
— Мамино ожерелье, — повторяла я, задыхаясь от горя. Больше всего мне сейчас хотелось умереть. Забраться в раковину и вместе с водой исчезнуть в черноте труб. Чтобы меня больше никто и никогда не увидел.
Было два часа ночи, когда я снова оказалась у дверей старого многоквартирного дома. На этот раз со мной были полицейский, Дмитрий и Сергей. При свете луны дом казался зловещим. Потрескавшиеся стены терялись в ночной тьме. Рядом с домом ошивались проститутки и продавцы опиума, но, едва заметив полицейского, они разбежались, как тараканы по темным трещинам.
— Боже мой! Прости меня, Аня, — сказал Сергей, обнимая меня за плечи, — за то, что не давал говорить тебе о матери.
В темном коридоре я немного растерялась и не смогла сразу сообразить, какая из дверей нужна нам. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, как выглядело это место при ярком дневном свете. Я повернулась к двери, которая находилась у меня за спиной. Это была единственная дверь с решеткой. Полицейский и Сергей переглянулись.
— Эта? — спросил полицейский.
Было слышно, что внутри комнаты кто-то есть. Я посмотрела на Дмитрия, но его взгляд был направлен в другую сторону. Челюсти сжаты, хотя внешне спокоен и уверен в себе. Несколько месяцев назад я была бы несказанно рада видеть его, но сейчас задумалась, почему он пришел.
Полицейский постучал в дверь. Шум внутри прекратился, однако ответа не последовало. Он еще раз постучал. Потом грохнул по двери кулаком. Оказалось, что дверь не заперта; от удара она открылась. В комнате было темно и тихо. Единственный неяркий свет, который попадал сюда, шел от уличных фонарей через крошечные окошки.
— Кто здесь? — крикнул полицейский. — Выходи!
Через комнату метнулась какая-то тень. Полицейский щелкнул выключателем, и в то же мгновение загорелся свет. Все мы отпрянули, когда увидели старуху. На ее лице застыло удивленное выражение, как у дикого зверя, угодившего в ловушку. Я узнала ее по безумным глазам. На лбу все так же криво сидела диадема без камней. Женщина вскрикнула, как от боли, и забилась в угол, закрывая уши руками.
— Душа к душе, — залепетала она. — Душа к душе.
Полисмен подошел к ней и за руку выволок на середину комнаты. Старуха начала истошно выть.
— Нет! Прекратите! — закричала я. — Это не она!
Полицейский отпустил ее руку, и старуха брякнулась на пол.
Он с отвращением вытер руки о штаны.
— Я видела ее в трактире, — пояснила я. — Она безобидна.
