видом говорит клиентам, что можно носить, а что нельзя, что некоторые известные на всю страну женщины робеют в ее присутствии.
Джудит взялась за подол платья и задумчиво разгладила его пальцами.
— Если мне удастся сделать так, чтобы ты оказалась в нужном месте в моем платье, это может послужить толчком, который мне нужен. Ты поможешь мне?
Я заглянула в голубые глаза Джудит. То, о чем она просила, не представляло для меня особой сложности. В конце концов, я ведь когда-то была хозяйкой самого дорогого ночного клуба и Шанхае. И как приятно было надеть на себя хорошее платье после того, как мне так долго пришлось носить старье и вещи с чужого плеча.
— Конечно, — ответила я. — Можно попробовать.
Когда я увидела свое отражение в зеркале в мастерской Джудит, у меня перехватило дыхание. После пяти примерок, две из которых были, как мне кажется, лишними, платье для моего дебюта в австралийском обществе было готово. Я провела по фиолетовому шифону рукой и улыбнулась. У платья был присобранный на косточках верх для придания формы и тонкая шнуровка. Легкая ниспадающая юбка доходила ровно до лодыжек. Джудит накинула мне на плечи платок и смахнула с глаз слезу. Она было похожа на мать, которая одевает дочь на свадьбу.
— Изумительное платье, — сказала я, глядя на себя в зеркало поверх плеча Джудит. И это была правда. Ни одно из тех платьев, которые я носила в Шанхае, не шло в сравнение по красоте и качеству с тем, которое пошила для меня Джудит.
— Нелегкая была работа, — засмеялась она, наливая шампанское в бокалы. — Выпьем за успех платья. — Она осушила свой бокал в три глотка и, увидев мое удивление, добавила: — Для храбрости лучше пить до дна. Такие девушки, как мы с тобой, не должны пить на людях.
Я рассмеялась. Бетти рассказывала мне, что в Австралии «приличные девушки» никогда не пьют и не курят на людях. Когда же я спросила у нее, почему она курит, Бетти скосила глаза в сторону и ответила:
— Я была молодой девушкой в двадцатых, Аня. А сейчас я старая и могу делать все, что вздумается.
— Ты же хотела сделать из меня бывшую русскую аристократку, — поддразнила я Джудит. — Разве не ты говорила, что та твоя конкурентка с Бонди-Бич пьет запоем?
— Ты права, забудь то, о чем я тебе говорила. — Она посмотрела в зеркало на свое крепдешиновое платье. — Просто будь собой. Ты хороша такая, какая есть на самом деле.
До нас донесся звук остановившейся у дома машины. Джудит выглянула в окно и помахала молодому человеку в вечернем костюме. Открыв дверь, она пригласила его в дом и представила как Чарльза Мейтленда, своего спутника на сегодняшний вечер. Чарльз привез ей корсаж, который она приложила к талии. По тому, как он смотрел на Джудит, почти не замечая меня и платья, на которое она пыталась обратить его внимание, я поняла, что он влюблен в нее по уши. Но я знала, что это чувство не было взаимным. Джудит успела рассказать мне, что она выбрала Чарльза, потому что он происходил из хорошей семьи и смог бы заказать нам столик в «Чекерс». Обычно двери этого популярного сиднейского ночного клуба были открыты для всех, кто прилично одет, но сегодня там должен был состояться премьерный концерт американской певицы Луиз Трикер, а потому пускали туда только по пригласительным билетам. Джудит добавила, что вечером там соберется весь цвет австралийского общества, включая завсегдатаев ипподрома, звезд радио и театра и даже кое-кого из видных общественных деятелей. Джудит не удалось найти для меня спутника, который подходил бы под мой образ, поэтому мне пришлось пойти в качестве ее компаньонки.
Чарльз открыл мне дверь своего «олдсмобиля», и, пока я садилась, Джудит придерживала подол моего платья. По пути в город Чарльз, отец которого работал хирургом на Меквари-стрит, рассказывал о Черно-белом бале в «Трокадеро». Его мать была членом жюри на этом самом большом светском празднике у высшего общества, где недавно вышедшие замуж женщины имели возможность еще раз продемонстрировать свои свадебные платья. За лучшие черно-белые наряды давали призы, и Джудит сказала, что многие женщины уже решили, в чем они будут одеты. Если мать Чарльза состояла в жюри, то Джудит наверняка достанется приглашение, при условии, что она ей понравится, разумеется. Дом, в котором Джудит устроила ателье, был собственностью ее родителей. Сама она жила в квартире сверху и снимала еще помещение на третьем этаже. Ее отец, успешный адвокат, зарабатывал большие деньги, но он был из семьи портного, поэтому ему не хватало того, что Джудит называла «связями».
Я чувствовала себя не очень уютно, поскольку знала, что Джудит использует Чарльза. Он производил впечатление порядочного человека. Одновременно меня смущало то, что его мать может не «одобрить» такую очаровательную девушку, как Джудит. И Шанхае, если у человека есть деньги и желание их потратить, для него открыты все двери. Только англичан, которые всегда держались особняком, волновала фамильная история и титулы. 15 очередной раз убеждаясь в том, что общество в Австралии совсем не походило на шанхайское, я начала спрашивать себя, но что я ввязалась.
Ночной клуб «Чекерс» находился на улице Гоулберн-стрит, им в отличие от клуба «Москва — Шанхай», где к входу вела парадная лестница, он располагался на цокольном этаже. В ту секунду, когда я преодолела первую ступеньку и Джудит, обернувшись, улыбнулась мне, я поняла, что игра началась. Несмотря на несколько комплиментов, которые я услышала от женщин, признавшихся, что им ужасно нравится мое платье, ни один из фотографов не сделал ни единого снимка. Краем уха я услышала, как один из репортеров сказал другому:
— Это ведь не та американская старлетка?
— Не думай о фотографах, — шепнула мне Джудит, беря меня под локоть. — Они не станут фотографировать того, кто им неизвестен. Видишь, с какой завистью смотрят на тебя все женщины? Сегодня ты — королева бала.
Клуб был забит до отказа. Всюду, куда ни посмотри, были парча, шифон, атлас, норка и лисий мех. Последний раз я видела чти то подобное в собственном заведении «Москва — Шанхай». Однако люди в «Чекерс» были какие-то другие. За их беспечной болтовней и жизнерадостными лицами не ощущалось того темного, потаенного, что сразу чувствовалось в Шанхае. Они не про изводили впечатления людей, которые живут на острие ножа, с одной стороны которого было богатство, а с другой полный крах. По крайней мере, так мне показалось.
Нас провели к столику во втором от танцевальной площадки ряду, совсем рядом со сценой. Из этого я сделала вывод, что мать Чарльза действительно имела здесь какое-то влияние.
— Тут может быть и Адам, — сказала Джудит, обводя глазами толпу. — По-моему, он положил глаз на дочь тренера.
— Как ему удалось сюда попасть? — спросила я.
Она улыбнулась.
— Да, я знаю, Адам производит впечатление типичного обозревателя раздела «Новости с ипподрома», но он хорошо разбирается в людях и сумел обзавестись связями.
Опять это слово.
Раздалась барабанная дробь, и свет прожекторов метнулся через весь зал к сцене, на которой появился ведущий, австралийский комедийный актер по имени Сэм Миллс. На нем был Красный вельветовый костюм с белой гвоздикой в петлице. Он попросил всех занять свои места и начал со слов:
— Почтеннейшая публика, леди и джентльмены, у нашей сегодняшней гостьи легкие посильнее, чем у Карабина и Фар Лама, вместе взятых…
Зрители засмеялись. Чарльз наклонился к моему уху и шепотом объяснил, что это клички двух лучших в Австралии скаковых лошадей. Если бы не он, я бы не поняла шутки.
Сэм объявил, что Луиз Трикер приехала в Австралию после удачного сезона в Лас-Вегасе, и попросил нас «подвигать руками для нее». Свет погас, лишь одинокий луч выхватил из темноты фигуру, которая появилась из-за кулис и направилась к роялю. Зал ахнул. При имени Луиз все ожидали увидеть женщину, но одетый в полосатый костюм коротко стриженный человек с мощными руками и ногами, который сел за рояль, судя по всему, был мужчиной.
