— Мадам Занзибар к вашим услугам. — Слушая собеседника, она начала злиться. — Нет, Сайлас. Это называется… да, совершенно верно: молочница влагалища. Да, именно влагалища!
Мы с Юн Сун в ужасе переглянулись, хотя я и обрадовалась — не могла удержаться. Не тому, конечно, что у мадам Занзибар молочница влагалища, а тому, что она обсуждает это с неким Сайласом при нас. Хоть не зря деньги потратили!
— Скажи аптекарю, что она началась уже во второй раз за месяц, — ворчала мадам Занзибар. — Нужны более сильные препараты. От чего? От зуда, дебил! Или, может, он хочет мне там почесать? — Она заерзала на вращающемся стуле, потирая ноги друг о друга.
Уилл широко распахнул свои карие глаза и испуганно на меня взглянул.
— Не буду я ей ничего чесать! Не хочу! — театральным шепотом заявил он.
Я засмеялась. Уилл передо мной выделывается — хороший знак! Пусть все пошло не по плану, но вдруг я все-таки добьюсь своего?
Мадам Занзибар указала на меня тлеющим концом сигареты, и я виновато склонила голову. А чтобы отвлечься, принялась изучать полки, на которых творился неописуемый бардак. «Магия для служебников», например, соседствовала с «Что делать, если мертвец заговорил, а вы не желаете его слушать». Я пихнула Уилла коленом и указала на книги. Уилл изобразил, как душит беднягу умершего, и я фыркнула.
Над книгами стояла бутылка с крысиным ядом, старинный монокль, банка с чем-то похожим на обрезанные ногти, грязная чашка из «Старбакса» и кроличья лапа с когтями. А полкой выше… очаровательно!
— Это что, череп? — спросила я Уилла.
Он присвистнул.
— Ничего себе!
— Так, — Юн Сун отвела глаза, — если это на самом деле череп, я не хочу ничего про него слышать! Давайте уйдем?
Я повернула ее голову в нужном направлении.
— Гляди! А у него еще волосы есть.
Мадам Занзибар захлопнула крышку телефона.
— Сплошные дураки кругом!
Бледность прошла: видимо, разговор с Сайласом окончательно привел ее в чувство.
— А вы, смотрю, заметили Фернандо?
— Это его череп? — спросила я.
— О боже! — простонала Юн Сун.
— Выплыл на поверхность после ливня на кладбище в Чапел-Хилле, — пояснила мадам Занзибар. — А похоронен был, наверно, в начале прошлого века — гроб у него деревянный и старый такой. Некому было позаботиться о Фернандо, я его пожалела и взяла к себе.
— Вы что, вскрыли гроб? — спросила я.
— Ну да, — гордо ответила предсказательница.
Интересно, а когда она грабила могилу, на ней тоже был костюмчик от «Джуси Кутюр»?
— Но у этой штуковины до сих пор волосы! Отвратительно!
— Не у «этой штуковины», а у Фернандо! Прояви уважение.
— Я просто не знала, что у мертвецов бывают волосы.
— У них не бывает кожи — она сразу же начинает гнить и пахнет ужасно. А волосы могут расти еще несколько недель после того, как человек преставился.
— Ух ты! — Я взъерошила золотистые кудри Уилла. — Слыхал? Волосы иногда продолжают расти.
— Поразительно.
— А это что такое? — Юн Сун указала на пластиковый контейнер, в котором в прозрачной жидкости плавало что-то красноватое, похожее на человеческий орган. — Только не говорите, что оно тоже Фернандо! Пожалуйста!
Мадам Занзибар махнула рукой с таким видом, как будто Юн Сун сморозила жуткую глупость.
— Нет, это моя матка. Мне ее хирург отдал после гистерэктомии.
— Ваша матка? — Юн Сун явно замутило.
— Что, нужно было в больнице ее оставить? Чтобы ее там сожгли? Черта с два!
— А это что? — Я указала на пучок чего-то засохшего на верхней полке. Мадам Занзибар, однако, куда увлекательнее рассказывает о предметах своего интерьера, чем предсказывает будущее.
Она взглянула туда же, куда и я, открыла рот, тут же его закрыла и решительно ответила:
— Ничего.
Хотя, по-моему, с трудом заставила себя не смотреть на странный предмет.
— Ну пожалуйста! Расскажите! — я молитвенно сложила руки.
— Вам не понравится.
— Понравится!
— А мне нет! — вмешалась Юн Сун.
— Да понравится ей! И Уиллу тоже. Правда, Уилл?
— Вряд ли это хуже матки, — ответил тот.
Мадам Занзибар сжала губы.
— Ну пожалуйста! — молила я.
Она еле слышно пробормотала что-то про глупых подростков и про то, что отказывается отвечать за последствия. Затем встала, стащила с верхней полки пучок и положила перед нами. При этом грудь у нее не затряслась, а осталась, как прежде, упругой.
— Ух ты! — выдохнула я. — Букетик для корсажа.
Он представлял собой перевязанные красной ленточкой хрупкие бутоны роз с коричневыми шуршащими краями и сероватое осыпающееся перекати-поле.
— Его заколдовала одна крестьянка во Франции, — сказала мадам Занзибар странным голосом. Как будто кто-то ее заставлял. Нет, скорее, как будто она хотела нам все рассказать, но заставляла себя сдерживаться. — Она хотела показать, что настоящую любовь предопределяет судьба и вмешиваться опасно.
Мадам Занзибар попыталась положить букет на место.
— Стойте! — закричала я. — А как он действует?
— Не скажу! — заупрямилась предсказательница.
— «Не скажу»? Вам что, четыре года?
— Фрэнки! — укоризненно сказала Юн Сун.
— Ты такая же, как все? — спросила мадам Занзибар. — Готова на все, чтобы только заполучить парня? Мечтаешь о головокружительном романе любой ценой?
Я покраснела. Но вот же передо мной и парни, и романы! В душе всколыхнулась надежда.
— Ответьте ей, пожалуйста, а то мы никогда не уйдем, — попросила Юн Сун.
— Нет, — решительно отказалась мадам Занзибар.
— Да вы просто все выдумали! — сказала я.
У предсказательницы вспыхнули глаза. Я ее нарочно спровоцировала. Знаю, это не очень хорошо, но я чувствовала, что мадам Занзибар не врет. И было жутко интересно!
Она положила букет на середину стола. Ничего особенного пока не произошло.
— Он выполнит три желания каждого из трех людей, — сообщила мадам Занзибар. — В этом волшебство.
Мы переглянулись с Юн Сун и Уиллом и рассмеялись. Глупо, конечно, но как красиво сыграно: волнение, смятение и жутковатое заявление.
И все же мадам Занзибар так нас оглядела, что мы умолкли. Особенно странно она посмотрела на Уилла.
Он постарался снова всех развеселить.
— Почему же вы его сами не использовали? — спросил он тоном вежливого и услужливого подростка.
— Я использовала, — ответила предсказательница. Оранжевая помада ярким пятном выделяла ее
