— Абсолютно точно говорю, можно сказать, гарантирую…
— Простите, — Андрея осенила неожиданная догадка, — у вас один вход в этот зал?
— Два…
— Кто обслуживает тот столик? — он указал на «третий столик от двери у окна», считая от другой двери.
— Филонов…
— Владимир?
— Сергеевич… — недоумевая, произнес официант.
— Черт побери, — в сердцах сказал, не сдержавшись, Андрей, досадуя на себя за недогадливость, это надо было проверить раньше, а так потерял время. Надо торопиться, очень надо… — Надеюсь, он еще здесь?
— Сомневаюсь. Он не из любителей задерживаться… Раз-два и рассчитал, раз-два и убежал…
— Где же его искать?
— Нужен?
— Очень!
Официант обернулся в сторону светлого проема двери и громко окликнул швейцара. Казалось, что тот только и ждал, когда его позовут…
— Знаю, знаю… — затараторил швейцар. — Ошибочка вышла, товарищ капитан. Тот бородатый, я видел, сидел во-о-он за тем столиком… — расчеты оказались верными — он показал на третий стол от другой двери. — И мужчины с ним были, а потом девушки… А чего такого? Он кто? Что-то произошло?
— Ничего, все нормально… — теперь можно было показывать рисунки.
— Так точно… — уже более осторожно сказал швейцар, — они, эти самые барышни…
— Знакомые? Часто бывают?
— Никак нет. Редко… — едва тянул он.
— Рассказывайте!
— Так, собственно говоря… — мялся швейцар.
— Не темни, Михалыч… — посоветовал официант. — Говори прямо…
— Спросите гардеробщика… Он их, кажется, знает получше… — Его глаза подозрительно бегали, и Андрей это заметил. «Что-то старик знает, но говорить не хочет. А расскажет ли гардеробщик?.. Неужели официант не приметил Пиленова? Ведь был период, когда художник один сидел в зале или почти один — перерыв между сменами он провел здесь…»
Официант как будто угадал мысли Утехина.
— Кажется, я немного помню вашего бородача… — с сомнением произнес он тихо. — С кем сидел до перерыва, не помню, а потом приметил… К нему девушки подсели…
— Когда это было? — не выдержал Андрей.
— Примерно четверть седьмого.
— Отчего такая точность?
— С семи у нас играет оркестр, а в восемнадцать пятнадцать пришел ударник Генрих Орлов. Талантливый музыкант, плохо устроенный в жизни… Вечно без денег. Он попросил покормить его в долг, с последующей оплатой после вечера. Я его покормил за служебным столиком, а столик этот как раз у интересующего вас стола — четвертый у окна.
— Посмотрите еще разок рисунки, может, не те девушки? Может, опять ошибка?
— Гарантировать не могу, но одно интересное для вас наблюдение сообщу… Относится оно к делу или нет, но знаю…
— Меня любая мелочь интересует…
— Девушки, что сидели за столиком, мне кажется, были не одни. Сдается, что их знакомый сидел у меня, — он показал на неубранный соседний стол.
— Это знакомство бросалось в глаза?
— Нет. Но для наметанного глаза странности всегда приметны…
— В чем они выражались?
— Пока блондинка танцевала с бородатым, чернявая подошла к этому парню и перекинулась с ним одной или двумя фразами…
— А дальше?
— А дальше все…
— Что все?
— Мой клиент расплатился и довольно быстро ушел. Почему-то торопился, нервничал.
— Какой он из себя?
— Ярко выраженный блондин с удлиненным лицом, нерусский…
— Иностранец?
— Не скажу. Есть у него какой-то акцентик… Мягкий, приятный… Глотает буквы, а слова получаются округленные… — Он мельком посмотрел на часы и перевел взгляд на Андрея. — Вы меня извините, пожалуйста, лимит исчерпан…
— Спасибо за помощь, у меня к вам последняя просьба.
— Слушаю.
— Скажите, есть ли на столе предмет, который остался от блондина?
Официант подошел к столу. Утехин не отставал. Швейцар как стоял, так и остался стоять на старом месте, внимательно вслушиваясь в разговор. Андрей отметил и это.
— Эти приборы его…
— Чашка?
— Да.
— У вас бьется посуда? Такое бывает?
— Конечно, бывает. Но тогда мы сами оплачиваем или берем с посетителей…
— Эта чашка разбита! — Андрей взял ее за ручку и аккуратно отставил в сторонку. — Сколько с меня?
— Копеек пятьдесят, но она же целая…
Утехин достал из кармана рубль и положил перед официантом:
— Полтинник за чашку, которую я забираю с собой, и на остальное пачку сигарет… Поздно, — извинился он, — больше купить негде…
— Как вам будет угодно… — Официант вынул из кармана и отдал пачку «Явы» и ушел.
Утехин подошел к швейцару, держа в руках чашку. Тот смотрел на него с недоумением — столько лет проработал в ресторане, но чтобы покупали грязную кофейную чашку, видел впервые.
— Сейчас мы одни, хотите что-нибудь сообщить?
Швейцар замотал головой.
— А почему направляли меня к гардеробщику? Что он мне должен был сказать?
Швейцар упорно молчал.
— А если я временно забуду про Массандру, коньяк и шампанское?
— Я и так сказал лишнее… — нехотя выдавил из себя швейцар.
— Ну! — резко, отрывисто скомандовал Утехин. — Полминуты на размышление! — Он взял его за лацкан пиджака. — Быстро говори, мерзавец…
Швейцар не ожидал такого поворота дела. Отступать было некуда. Но и говорить не хотелось… Возле дряблой щеки оказалась твердая и жесткая рука оперативника, воротник начинал душить, сжимать горло…
— Внучатая племянница… — с хрипом выдохнул он, и сразу же дышать стало легко и свободно.
— Молодец! — коротко бросил Андрей и пошел по лестнице с кофейной чашкой в руке.
Едва усевшись на переднем сиденье, Андрей закурил сигарету. Буренков, дремавший до появления Утехина, встрепенулся и сразу же завел мотор:
— Куда теперь?
