Людей в заведении по дневному времени было совсем немного. За одним столом двое классических братков с бритыми затылками выясняли отношения, пытаясь установить, кто из них двоих настоящий козел, причем в ходе дружеской беседы понемногу возникало впечатление, что – оба. За другим столиком неумеренно накрашенная и увешанная драгоценностями, как рождественская елка, дама бальзаковского возраста кормила креветками молодого широкоплечего негра.

В самом дальнем углу сидел в одиночестве полноватый голубоглазый мужчина лет тридцати.

При виде этого мужчины с Лолой произошло что-то непонятное. Она забыла, зачем, собственно, пришла в это заведение, и как загипнотизированная двинулась через зал к его столику.

У нее не было своей воли, странное чувство тянуло ее к этому мужчине как магнитом. Наверное, такое чувство испытывает кролик, когда он смотрит в немигающие глаза удава, решившего им пообедать. Мужчина поднял на нее свои голубые глаза. Лола увидела, что он здорово пьян, и в то же мгновение у нее отнялись ноги. Она безвольно опустилась на стул рядом с незнакомцем. Бедный кролик прибыл и ждет, когда на него обратят внимание. Приятного аппетита.

– Ну, вот опять! – пробормотал голубоглазый мужчина не совсем понятное и спросил: – Пиво будешь?

Лола кивнула: дар речи она, по-видимому, тоже потеряла.

Мужчина махнул официанту, и тот принес два бокала пива.

– Ну, Антон, ты даешь! – негромко проговорил он, ставя бокалы на стол.

«Антон, – подумала Лола, с большим трудом возвращая себе способность соображать, – значит, это и есть Антон Кузовков. То-то мне брюнетка в офисе сказала, что я его легко узнаю…»

– Тебя как зовут? – спросил Антон скучным голосом.

– О… Ольга, – ответила Лола, с трудом справившись с немотой.

– Пиво пей, Ольга.

Лола послушно поднесла к губам бокал и в два глотка осушила его, совершенно не почувствовав вкуса.

Антон посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. От него исходили волны какого-то то ли жаркого холода, то ли холодного жара – во всяком случае, чего-то такого непонятного, от чего Лолу начала бить мелкая дрожь. Она из последних сил пыталась сопротивляться этому ужасному состоянию, пыталась разбудить голос своего рассудка, пыталась внушить себе, что в этом голубоглазом мужике нет совершенно ничего хорошего – толстый, ленивый, пьяный… Но сопротивляться исходившим от него волнам было то же самое, что пытаться руками остановить бульдозер. Кролик сложил лапки и покорно ждал решения своей участи.

– Ну ладно, пойдем, что ли. – Антон поднялся из-за стола, бросил на скатерть деньги.

Лола послушно следовала за ним. Спорить или сопротивляться не имело смысла. Швейцар напоследок окинул ее насмешливым взглядом, и даже попугай крикнул «Пиастры, пиастры!» каким-то особенно издевательским тоном, но Лола не обращала ни на что внимания. Она шла за Антоном, как преданная собачка идет за своим хозяином. Антон открыл перед ней дверцу побитых «Жигулей», и она села на переднее сиденье. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: «Как же он поедет, он же совсем пьяный?» Но она тут же забыла об этом.

Дороги Лола не запомнила и даже не могла бы потом сказать, долго ли они ехали. Все происходило как бы в полусне.

В полусне Лола поднялась за Антоном по лестнице, в полусне вошла в квартиру. Правда, Антон и сам был какой-то сонный. Он раздвинул складной диван, повернулся к Лоле и спросил:

– Ну, чего ты стоишь-то?

Лола все еще была в каком-то отупении и не сразу поняла, чего он от нее хочет. Антон помог ей раздеться, и она послушно, как кукла, легла рядом с ним на диван.

Едва закончив свое черное дело, Антон зевнул, перекатился на правый бок и мгновенно заснул, если можно так выразиться, сном праведника, если, конечно, праведники храпят. Дело в том, что Антон периодически гулко всхрапывал и бормотал во сне что-то нечленораздельное.

Лола еще некоторое время полежала на спине, глядя в потолок и нервно покусывая губы. Этот свинтус, конечно, и не подумал о насущных нуждах своей партнерши, получил свое – и дрыхнуть…

Внезапно Лола расхохоталась и вскочила с дивана. Смеялась она над собой, над своей неожиданной глупостью. Что на нее вдруг нашло? Почему она как ненормальная потащилась за этим толстым голубоглазым эгоистом? Наверно, потому он и не подумал обращаться с ней по-человечески, что рассудил: ты сама на мне повисла, сама этого хотела, так будь довольна тем, что получила…

Лола вспомнила сцену в офисе «Лягушки-путешественницы», зареванную секретаршу и ненормальную брюнетку, швыряющую в клиенток предметами обихода, и поняла, что этот толстый парниша, всхрапывающий на диване, как пьяный бегемот, таким же непонятным, загадочным образом притягивает всех женщин, которые встречаются на его пути, и они ничего не могут с этим поделать, им остается только устраивать истерики и расцарапывать друг другу физиономии…

Понятно, что турфирма на грани разорения – ее сотрудницам совершенно не до выполнения своих служебных обязанностей, они могут думать только о своем равнодушном повелителе и бороться за его благосклонность. И ведь не зря брюнетка устроила Лоле такую сцену ревности – и часа не прошло, как та оказалась в постели Антона.

Да, видно, девушка нисколько не сомневалась в таком повороте событий, хорошо зная своего любезного шефа.

«Но я-то, я-то хороша! – удивлялась Лола, торопливо собирая по комнате свою одежду и косясь на ворочающегося во сне Антона. – Уж всякого, кажется, повидала, профессия обязывает, а поддалась его чарам, как дурочка-первокурсница!»

Сейчас она совершенно не могла понять, что за странное чувство накатило на нее в «Джоне Сильвере», почему она потащилась за этим толстяком как загипнотизированная.

Наскоро ополоснувшись и одевшись, Лола обошла квартиру, чтобы составить о хозяине хоть какое-то представление – кроме того, которое она получила в постели, – и иметь хоть какое-то оправдание своего поведения перед Маркизом.

Квартира Антона Кузовкова была типичной берлогой любвеобильного холостяка. Кое-как прибранная – видимо, временные подруги Антона начинали иногда наводить здесь порядок в сомнительной надежде захомутать хозяина, удивив его своей домовитостью, – эта квартира не носила на себе отпечатка постоянного присутствия женщины, единственной и настоящей женщины, жены и хозяйки.

Зато временное присутствие многих женщин бросалось в глаза на каждом шагу. Лола в самых разных углах квартиры натыкалась на забытые тюбики помады – причем таких разных, несочетаемых оттенков, что было ясно: ими могли пользоваться только разные женщины; в неожиданных местах, от промежутка между письменным столом и батареей до кухонного шкафчика для продуктов, она нашла три смятых лифчика, причем один первого номера, один третьего и один пятого; в ванной нашла гребешок с застрявшими в нем светлыми волосами, а на комоде в спальне – массажную щетку с остатками черных волос, явно принадлежавших ревнивой брюнетке из офиса «Лягушки-путешественницы».

Все же самая интересная находка ожидала ее в прихожей. Лола увидела на полу под шкафчиком для обуви рамочку с фотографией, лежащую лицевой стороной книзу. Она нагнулась и достала фотографию.

На этом снимке были изображены Антон и молодая женщина с короткими рыжими волосами. Лицо у женщины было недовольное и раздраженное. Ее личность не вызвала у Лолы никаких сомнений: это была Моника Тизенхаузен.

Рассудив, что, если фотография валяется на полу, то она, скорее всего, не нужна хозяину, Лола, воровато оглянувшись, сунула ее в свою сумочку и хотела уже ретироваться из квартиры, но в этот момент из спальни послышался сонный голос Антона:

– Эй, ты где?

И с ней снова начали твориться те же загадочные вещи, что и в «Джоне Сильвере». Только что она думала об Антоне со сдержанной неприязнью и удивлялась тому, что пошла за ним, как дурочка, забыв все на свете, только что она хотела как можно скорее уйти от него и никогда больше его не видеть – и вдруг ее снова потянуло к нему как магнитом, ее окатило волной того же, что прежде жаркого холода, и она

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату